Изгнанная армия. Полвека военной эмиграции. 1920-1970 гг. - Олег Гончаренко

Смута русской общественной жизни, приведшая к падению самодержавного строя и возникновению очагов Гражданской войны, пошатнула фундамент общественного устройства России, вынудив многие сотни тысяч её граждан искать спасения вне страны. Они образовали схожий с XV веком поток исходящей интеллектуальной, духовной и профессиональной элиты там, куда не могла простираться власть, установившаяся в стране по окончании вооруженной борьбы противоборствующих сторон. Наряду с этим великий русский исход имел своей целью показать миру непримиримость с большевистским режимом и его идеологией, состоявшей в уничтожении вековых национальных устоев в пользу создания «плацдарма» для «мировой революции», что противоречило подлинным русским ценностям, традициям и самосознанию. Исход неизбежно порождал перед эмигрантами череду важных задач, сформировавших впоследствии основную идею их миссии: спасения национальной чести, демонстрации непримиримости к силам зла и разрушения, объединение на союзных началах со всеми людьми доброй воли, осознающими потенциальную опасность революций в собственных странах, проходящих неизбежно по единому сценарию: от разрушения духовных основ и смысла существования и роли человека в обществе до разделения его на части и вовлечение их в бессмысленное братоубийство, а также мобилизацию наиболее бездуховной части для служения химерической идее мирового господства. При более глубоком рассмотрении, лежащим за рамками данной работы, сверхзадачей русского исхода являлась и та цивилизаторская миссия свидетельства преимущества православной культуры, не знакомой большинству европейских и американских государств, способной обогатить иностранный мир новым смыслом. У сверхзадачи была и иная сторона, наиболее важная для самой русской эмиграции, – сохранить ростки унесенной с собой цивилизации для будущего переноса в освобожденную от гнета чуждых социальных учений страну. Сохранение не только духовных основ, но и практических знаний внутри русской эмиграции обусловило невиданно быстрый переход от демобилизации армии к созданию новых образовательных и научных центров в изгнании, иногда органически дополнявших имевшиеся в странах пребывания учебные заведения и исследовательские институты, давшие новые импульсы к развитию русской науки. Весомый вклад в мировые научно-технические и культурные процессы внесли русские ученые, порой вчерашние беженцы, – изобретатель телевидения В. Зворыкин и создатель высокооктанового бензина химик В. Ипатьев, социолог П. Сорокин, нобелевские лауреаты – физик И. Пригожин, писатель И. Бунин и экономист В. Леонтьев, авиаконструктор И. Сикорский и многие другие. Десятки и даже сотни менее известных инженеров, военных, искусствоведов, ваятелей и зодчих не просто обогатили культурологический ландшафт Европы, Азии и двух Америк, но стали основоположниками своих дисциплин. Произошло это во многих странах, где до прибытия туда русских либо отсутствовала фундаментальная и прикладная наука, либо где с их участием оба этих раздела значительно обогатились за счет русской эмиграции «первой волны». Для более глубокого понимания жертвенного подвига многих людей русской эмиграции важно понимание политического контекста, в рамках которого им приходилось жить, творить и участвовать в мировой геополитике в первой половине ХХ века. Эволюция задач русской эмиграции, простиравшаяся от первоначальных планов вооруженной борьбы до последовательного возвращения к тезису «делай, что должно, и будь, что будет», хорошо видна на примерах её деятельности в период с 1920 по 1950-е годы, период, превосходно характеризуемый данной поговоркой.

Основное внимание исследования уделено смыслу военной эмиграции и влияния на политические и культурные процессы в том аспекте, который позволяет понять её миссию в первую очередь по отношению к собственной стране, нежели чем к приютившим военных изгнанников государствам или себе самой, как наиболее естественной задачи – оставаться полезной для возрождения будущей России.

Особенно важным это являлось в тех условиях, когда на родине эмигрантов было провозглашено истребление традиции и национального самосознания. Эмигранты продолжили объективно труднейший путь продолжения духовных традиций своей нации, осуществляя задачу сохранения памяти о дореволюционной России и духа того времени. За пределами отечества эту миссию в достаточной мере исполнила эмигрантская литература: множество мемуаров, наряду с художественной литературой и переизданием отечественной классики, навсегда запечатлели ту цивилизацию и основные ценности её, которые были непоправимо истреблены на родине. Особая роль здесь принадлежала Российской православной церкви за границей, вплоть до нынешнего века остававшейся настоящим столпом духа эмиграции.

Вместе с тем любая деятельность по консервации знаний была хороша лишь до той поры, пока своей перспективой она видела осуществление преемственности собственной работы. Плоды её распространялись не только на молодые поколения эмигрантов, но и на те здоровые силы в российском обществе, продолжившие сопротивление осуществляемому над страной эксперименту и загнанные режимом в условия подполья и катакомб. Вооруженное сопротивление со временем приняло формы простого выживания и отстаивания ценностей, привычного образа жизни и соблюдения традиций, а в послевоенные годы – попыток участия в реставрации и восстановлении исторических памятников зодчества и культуры. Эта деятельность стала своего рода завершающим этапом эволюции сопротивления власти, и хотя, по сути, не противоречила закону и политическим установлениям режима, рассматривалась им весьма настороженно. Неслучайно председатель КГБ Андропов призывал соратников, ответственных за политический сыск в государстве, уделять особое внимание тем лицам в обществе, кто бережно относился к культурному наследию, считая их большей угрозой советской системе, чем все вместе взятые диссиденты либеральной ориентации.

В той работе, которую вела эмиграция в данном направлении, представлялось важным знакомство подсоветских людей с истинным положением дел в их собственной стране и основополагающими трудами по российской новейшей истории. Главным двигателем оставалось чувство нравственного долга по отношению к соотечественникам, переживавшим один за другим невероятные социальные катаклизмы, вытравливающие из них национальное сознание и исторические ориентиры. Классовый террор и многочисленные чистки 1920-х годов, коллективизация и индустриализация, запрет на выезд из страны, антицерковная кампания и шаг за шагом опрощали общественную жизнь, отдаляя её все более от той, что царила в России еще пару десятилетий назад. Постоянные военные конфликты с соседними странами, курс на победу социализма в мире, требовавший многих и многих усилий и человеческих жизней, ввергли жизнь целого народа в какую-то противоестественную череду событий, затмивших даже естественный смысл существования русского человека. Аресты, борьба политических кланов, продажа национальных ценностей и достояний, система лагерей и постоянная угроза жизни за малейшее отступничество заставили даже очень стойких людей в стране отказаться от попытки сопротивления или даже простого исповедания традиции, как религиозной, так и бытовой. Жизнь эмиграции в относительно лучших условиях накладывала на её мыслящих представителей моральные обязательства необходимого оправдания перед народом за «железным занавесом» путем жертвенной деятельности, направленной на будущие преобразования в России. Именно так восприняла лучшая часть эмиграции свою миссию, бывшую своего рода видом аскетического служения идее.