Коготь и цепь - Анастасия Машевская

– Нам пора, – обратилась она к Джайе. – Берегите себя, раманин.

– Я еще не раманин, – понуро отозвалась Джайя.

– Раманин. – Бану расплылась в усмешке, настаивая.

– Но раману сказала…

– Джайя, напишите отцу, спросите: ваш брак зависел от меня, и Тахивран прекрасно это знает. Просто пытается сделать так, чтобы верили в другую версию. Не ведитесь, будьте мудрее. Если бы я в ваши годы не умела отличать вранье, Гор, то есть Змей, вытащил бы мою печень через горло.

Пока Джайя предпринимала героические усилия, пытаясь представить потенциальную расправу, Бану огляделась.

– Да, забываю спросить, Раду! – крикнула танша.

– Тану? – буркнул тот с какой-то виноватой интонацией. Неужели неспроста?

– Тогда, на корабле, кто победил в кости?

– Он, – совершенно мрачно отозвался телохранитель и ткнул пальцем в сторону конного Дана. Тот тут же засиял, заискрился, как алмазная крошка под солнцем. Джайя невольно уставилась на него во все глаза.

– Спорили на эль?

– На вино, – с готовностью выпятил грудь Смелый.

– Не вздумай пить в дороге и в одиночку, – с притворным укором произнесла тану.

– Э-э… мм… – Дан не знал: надо отрицать шутя или лучше серьезно. – Конечно, я не думал пить один, и вообще…

Он замолк, заметив взгляды соратников. Подрагивающие плечи Гистаспа и насмешливо изогнутые брови танши выдали ситуацию с головой. Раду заржал в голос. За ним покатились остальные.

– Да благословит вас Мать Сумерек, – простилась Бану с царевной и, толкнув коня, потянула поводья, разворачивая. За ней устремился отряд.

Джайя застыла на месте, сглатывая необъяснимый ком в горле, вдыхая непривычный солоноватый воздух, взметнувшиеся клубы пыли из-под копыт. Она стояла бы в оцепенении и дальше, если бы не…

– Джайя! – окликнула Тахивран. Она приблизилась размашисто и грубо схватила невестку за плечо. – Объяснишься? – кивнула женщина в сторону удаляющихся северян.

– Ч-что? – с недоумением спросила девчонка.

– Ну-ка иди, – сквозь зубы шепнула раману и утащила будущую невестку во дворец. Втолкнула в какую-то гостиную поближе и заявила не терпящим пререканий тоном: – Не смей водить дружбу с мелкой таншей!

– Что? – опять бессмысленно повторила Джайя. – Но я… Она просто дала мне пару советов, и всего…

– Советов? – ядовито усмехнулась Тахивран. – Деточка, запомни: Бансабира Яввуз – не тот человек, который хоть что-то делает без умысла. Она не раздает советы, она готовится на будущее.

У Джайи окончательно перед глазами перекосило картину мира. Что? К чему? Куда? Кто? На какое еще будущее?

– О чем вы говорите? – наконец с трудом сформулировала царевна.

– О том, что, если из-за своих узких бедер ты не сможешь родить сына, вероятно, лет через пять или десять Маленькая танша явится сюда, встанет под стенами со своей ордой и спросит, понимаешь ли ты, почему она подписала договор о твоей свадьбе.

– А почему она его подписала? – оживилась Джайя. Наверняка Змей помог. Поди, договорились, что кто победит в поединках, выполняет какое-нибудь условие.

Тахивран замерла, разглядывая девчонку.

– Да-а, – протянула она, растерявшись от несообразительности невестки. – И впрямь, почему?

Сагромах сделал несколько последних толчков, скривился, зажмурившись, и почувствовал, как по телу прокатилась волна опустошающего расслабления.

– Ты можешь идти, – отдышавшись, проговорил он сестре одного из своих хатов. Она была вполне хороша в этом деле и никогда не протестовала, что все их встречи проходят со спины. Маатхас с недавних пор предпочитал не видеть женских лиц.

Выставив молодую женщину за дверь, он завязал штаны и уселся за стол. Откинулся. Не видеть лиц, значит? Знал бы кто, насколько жалок грозный тан северных земель.

Вернувшись после сорокоднева по Сабиру, Сагромах непроизвольно сделал то же, чем потчевала его Бану в чертоге Яввузов, – ушел с головой в работу. А когда вынырнул, оказалось, что реальность за это время никак не преобразилась. Таншу призвали в столицу по какому-то делу, и, когда у Маатхаса закончились причины гнать от себя терзающие мысли (ведь ничего, кроме как мусолить по сто раз каждое воспоминание, он не мог), пришлось соображать, что делать дальше.

Раньше он частенько корил Бансабиру за нерешительность. После их последней встречи настал его черед: Бану перешла на «ты», хоть и не назвала по имени; Бану поцеловала его. Не столь важно, что он подвел к этому вниманием и заботой, поцелуй начала Бансабира. Да что он как дурак, в самом деле?!

Он, конечно, сказал, что не станет на нее давить. Сказал, что примет любое решение… Но бездействовать, молча ожидая решения, тан больше не намерен. Мало того что родственники допекли по поводу свадьбы и наследников («Неужели мало забрала Бойня Двенадцати Красок?! Одумайся, Сагромах!»), самому становилось уже невмоготу. Невмоготу держать подальше всех блондинок. Невмоготу отвлекаться от дел внезапным непрошеным воспоминанием. Невмоготу не смотреть на женские лица. Да не каменный он!

Однако, перебрав в голове возможные варианты, Маатхас призадумался – много ли мог сделать? По существу – ровно столько же, сколько и остальные таны в этой необычной погоне. Но действовать было необходимо: так, по крайней мере, шансы на успех не станут меньше. А если они изначально были равны нулю, то тем более в них не убудет.

Не мешкая, Маатхас принял несколько решений. Засновали подданные с кучей указаний: полностью открыть границу со стороны Пурпурного танаара, убрать все пошлины для торговцев из подданства дома Яввуз; соорудить невиданного великолепия фрегат из лучших материалов, на фок-мачте которого вырезать в полный рост изящную молодую женщину в платье и плаще с меховой оторочкой, с распущенными волосами и мечом перед собой. Рабочие торопились и поспевали. Сагромах назвал судно «Снежной королевой», велел спустить на воду и вскоре с разрешения Тахбира и Руссы, оставшихся за регентов, пришвартовал на ближайшем к чертогу Яввузов причале в среднем течении Тархи. Регенты промеж собой переглядывались, скалясь, но ничего не говорили. Решение принимать все одно не им.

Соваться к Ниитасам с предложением мира или союза Сагромах не стал: старый Иден четко обозначил, что из всех генералов Яса пересекать его рубежи безнаказанно дозволено только пурпурным. Так он и написал в письме в Сиреневый дом: мол, чту ваше решение, выражаю запоздалую благодарность за помощь провиантом и проводниками в последние месяцы войны, когда Бансабиру держали в осаде, и посылаю пожелания всех благ. Велел гонцу передать послание на рубежах – начальнику гарнизона. Авось дойдет.

Наверняка дойдет. Он же тан, в конце концов.

И нужно еще что-то такое, что воздавало бы Бану не как правительнице или полководцу, но в первую очередь как женщине. Не оружие, не конь, не корабль. И не украшение.