Сибирская жуть-5. Тайга слезам не верит - Андрей Буровский

Вскоре можно было выйти из воды, снова двигаться посуху. С прорезиненных костюмов капала вода — очень громко в вечном безмолвии подземелья. А сбоку открылся уже глубокий неподвижный водоем. Таинственная черная вода стояла без единого движения. Сколько веков, сколько тысячелетий никто не тревожил этой ровной, словно зеркало, поверхности? Что скрывает эта вода, что на дне? Динихтис как ни светил, не смог высветить ни дна, ни другого берега озера.

Вскоре они прошли пещеру — что-то среднее между коридором и залом, где с низкого, затянутого белым и матовым потолка, свисало множество сталактитов. Навстречу каждому из них поднимался столбик сталагмита, словно два встречных нароста — один с потолка, другой с пола, стремились соединиться.

Динихтис объяснил, что так и есть. Вода капает, стекает по сталактиту, откладывает мельчайшие твердые частички на его конце. А там, куда падает капля, начинает расти сталагмит. Если сталактит и сталагмит растут долго, они вполне могут соединиться. Динихтис отвел Стекляшкина в угол пещеры, где и правда приходилось протискиваться между арками сросшихся или почти сросшихся сталактитов и сталагмитов.

На выходе из этого зала Динихтис вдруг остановился так резко, что Стекляшкин чуть не налетел на него. Лежащий был таким плоским, таким маленьким, как бы вросшим в дно пещеры, что трудно было понять, как же мог человек дойти до такого состояния. Стекляшкин мог бы принять лежащего за кучу тряпок, если бы не разбросанные в момент падения ноги в ботинках, не скрюченная птичья лапка мумии, замершая в таком положении, что сразу видно — умирая, скреб пол пещеры.

Метрах в пяти дальше свет выхватил еще одного. Этот лежал на спине, черный бушлат странно задрался, открывая прилипший к спине живот. Стекляшкин почувствовал, как холодный пот стекает между лопаток при мысли, что человек умер от голода.

— Или от холода, или от истощения сил, — задумчиво произнес Динихтис. Он объяснил, что человек без еды и без теплой одежды не может жить в пещере больше тридцати шести часов, это проверено. От «проверено» Стекляшкин снова почувствовал холодный пот между лопаток.

— Кто они… Когда сюда попали?

— Не знаю… На них одежда заключенных, а я никогда не слыхал, чтобы здесь были лагеря…

Стекляшкин видел — Динихтис тоже удивлен, и вполне искренне. Оба невольно понижали голоса, обсуждая, кто бы могли быть эти двое.

— Уже трое…

И правда, к стене привалился третий, тоже больше похожий на мумию. Нехорошо было смотреть в запрокинутое черное лицо, на мученический оскал и судорожно скрюченные руки. Кто был этот человек, и как он оказался здесь? Все трое одеты так, как заключенные в советских лагерях — черные бушлаты и штаны, грубые ботинки на ногах.

Ход уводил круто вниз и перешел в «камин», где надо было лезть «на распор», упираясь руками и ногами в разные стенки лаза. Узкий скальный карниз над обрывом метра в четыре, с острыми камнями на дне. Мелкое озерцо. Узость, где еле протиснешься. И только потом — система ровных и удобных коридоров.

От коридора вел короткий ход-ответвление, от силы метра в четыре, завершался большим пространством — новым залом, как можно понять. В середине зала луч света выхватил странный сталагмит. Красно-оранжевый, до половины роста человека, он возвышался над днищем полости. От стены к сталагмиту пол заметно шел вверх, завершаясь этим острым, как карандаш, ярко-красным, вызывающие ассоциации то ли с залитым кровью лезвием, то ли с фаллосом. Лужи красноватой водички вокруг «сабли-фаллоса» дополняли жутковато-непристойное впечатление.

А вдоль стены опять сидели трупы, уже знакомые пещерные мумии. Семь покойников, из них шесть в странной одежде, сплошь кожаной и меховой. Было видно, что одежду эту тщательно шили и подбирали по цвету, не случайно вшивали именно красную или серую полоску или ленточку, подгадывали цвета. На коленях трех мумий лежали большие круглые бубны, от них тоже тянулись разноцветные кожаные ленты. Эти шесть мумий были трупами каких-то местных народов, судя по лицу и по одежде. Стекляшкин пожалел, что образования не хватит понять, что за народы, что за люди.

Седьмой, ближе всех ко входу, был в черной одежде заключенного, без бубна, с очень простым лицом — сразу видно, деревенский человек. Труп сидел в той же позе, что и все остальные, вытянув ноги вперед, и привалившись к стене, откинув голову. Ватник лежал тут же, сбоку от покойника.

— Сергей Владимирович… Вы можете понять, что это?

— Не берусь… Понятия не имею, кто это…

— Ну вы же видите, опять заключенные.

— Видеть вижу, но не понимаю… Пойдем дальше!

И снова — коридоры, коридоры… Это была какая-то очень удобная для движения людей часть пещеры — не надо было лезть вверх и вниз, протискиваться, выбирать дорогу, плутая в громадности залов. Тут надо было просто идти себе и идти, травить крученый реп-шнур по везде одинаковым проходам-коридорам. Коридоры то сужались, то делались шире — словно пульсировали, и вот здесь-то Динихтис и увидел то, зачем он много лет ходил по пещерам… Для человека несведущего это был всего-навсего большой, с полголовы человека, неровный бугристый натек, прилепившийся к низкому потолку. А для человека сведущего это была драгоценность — потому что под буро-рыжей неопрятной поверхностью натека явственно угадывалось тело полудрагоценного камня — яшмы или халцедона.

Осторожно ступая, словно натек мог убежать, Динихтис двинулся к натеку, хищно занес геологический молоток, жадно схватил отлетевший камень. Да, внутри натека была яшма! В изломе, под лучом фонарика сияла, переливалась конкреция размером с два кулака взрослого человека! Даже если ничего не делать, не обрабатывать это сверкающее, — даже тогда в руках Динихтиса сияло то, что можно сбыть за несколько тысяч рублей. А там, на потолке, в ране, оставленной ударом геологического молотка, змеилась целая жила яшмы. Брать ее без алмазной пилы, без специальных инструментов было решительно немыслимо. Жила, как будто, сужалась и даже терялась, но было же видно, куда она ведет… Неслышной походкой охотника двинулся Динихтис туда, куда повела его жила. Ага! Вот он, ход влево! Там можно посмотреть, не будет ли еще таких конкреций…

— Куда мы идем?!

«Чей это голос? А! Карский обормот, чья дочка полезла в пещеру! — пронеслось в голове Динихтиса. — Да, ее надо бы искать…» Но ведь он только посмотрит, что там есть! Он не надолго. Он не пойдет далеко. Он только глянет, что в проходе… Разве это помешает искать девочку?!

— Владимир Палыч… Видите, ход раздваивается?

— Да… И это ведь не в первый раз.

— Конечно. Так вы сейчас постойте здесь. Вы видите — вот он, шнур. Я схожу, загляну, — может быть, за этим боковым проходом есть целая пещерная система…

— Вы подумали про систему после того, как отбили… эту штуку наверху?

Какое-то время Динихтис глядел прямо в лицо Стекляшкину, все пытался понять, что он вообще говорит? А, этот дурак решил, что Динихтис отбил конкрецию, чтобы понять — нет ли за проходом вбок других больших ходов и залов, и не могла ли там застрять эта дурацкая девчонка, вся в папочку! Бывает же.