Удар молнии - Даниэла Стил

Свидетельские показания слушались в течение трех недель, иДень благодарения прошел почти незамеченным. Алекс и Брок ели индейку у него вквартире, а Сэм и Аннабел — в «Карлайле». Настроение у Сэма было далеко непраздничным. Алекс не могла забыть, как в прошлом году ее плохое самочувствие вэтот день стало последней каплей, которая переполнила чашу, и Сэм пришел внеистовство из-за ее недомогания. А Сэм вспоминал о том, что именно в этот деньиз-за домашних неприятностей его просто швырнуло в объятия Дафны. Ему какникогда хотелось повернуть стрелки часов назад.

На следующее утро после Дня благодарения он появился в залесуда в элегантном темном костюме, видный и высокий.

Зная, как тяжело ему дается этот процесс, как он беспокоитсяо его исходе, Алекс спросила его, как дела. На карту было поставлено оченьмногое — практически все его будущее, по крайней мере два десятилетия егожизни. Мысль об этом приводила его в дрожь.

— Спасибо, что ты пришла, — прошептал он.

Алекс кивнула. Она видела в его глазах тревогу, но онказался готовым вынести все, что ему предстоит. Сэму уже было известно, что вслучае признания его виновным ему предоставят тридцать дней на то, чтобыустроить свои дела, прежде чем отправиться в тюрьму. Это означало, что он сядетпосле Рождества. Эта мысль грызла его, когда судья призывал к порядку в залесуда.

Окончание процесса пришлось на середину декабря. Сэм давалпоказания, и его свидетельство показалось всем эмоциональным и оченьтрогательным. Один или два раза, когда его переполняли эмоции, ему приходилосьостанавливаться. Журналисты строчили в своих блокнотах, а Алекс слушала ипонимала, что она ему верит. Она знала, каким кошмарным это время было для нихобоих, помнила, что и он, и она были явно не в себе. Его роман с Дафной,конечно же, мог далеко не лучшим образом подействовать на присяжных. Алекс былаудивлена тому, с каким бесстрастием она выслушивала все подробности. Дело былона редкость интересным, но она не позволяла себе думать, что Сэм можетотправиться в тюрьму. Она даже не разрешала себе вспоминать о том, что когда-тоона его любила. Это было бы слишком больно.

После этого к присяжным обратились четыре адвоката. Ихвыступления были достаточно проникновенными, а речь Филипа показалась Алексвесьма четкой и сильной с точки зрения фактов. В ней подчеркивалисьпроизнесенные Сэмом слова о том, что болезнь жены и собственная глупостьослабили его бдительность, заставив его считать вполне приемлемым нечтоотвратительное и недопустимое с точки зрения закона. Основным аргументом былото, что он не знал о махинациях своих партнеров. Сознательно он никого необокрал и не участвовал в происходящем. Короче говоря, он не был их сообщником.

Суд прервал слушания на пять дней, чтобы вынести решение,еще раз обработав все свидетельские показания и фактические данные. Наконецнастал последний день процесса. Сэм и его бывшие партнеры были бледны какбумага; их попросили встать, когда появился суд. Алекс заметила, что Саймонпытался изображать презрение, но на это никто не купился — его лицо тоже былобелым. Подобно остальным, он был смертельно напуган; впрочем, Алекс было жалкотолько Сэма. И бедную маленькую Аннабел. Что будет, если ее папа попадет втюрьму? Кто-то из ее друзей по садику уже сказал ей об этом, и Сэм с Алекспытались как-то объяснить ей, что происходит, но все было тщетно. Оставалосьтолько надеяться на присяжных.

Старшиной присяжных была женщина, которая зачитывалавердикты ясно, громко и четко. Она начала с Тома, перечислив все его тринадцатьобвинений, и после каждого из них она произносила единственное слово. Виновен.Виновен. Виновен. Казалось, это будет продолжаться вечно. То же повторилось сЛарри и Саймоном. В зале суда стало очень шумно, скамьи для прессы бурлили, исудье даже пришлось изо всех сил стучать своим молотком, призывая всех к порядку.

Настала очередь Сэма. Что касается всех обвинений врастратах и хищениях, он был признан невиновным, но по мошенничеству и сокрытиюмошенничества вердикт был иной.

Алекс приросла к своему месту, слушая приговор. Сэм стоялочень тихо и слушал слова судьи о том, что им всем нужно снова предстать передсудом через тридцать дней для вынесения приговора. Сейчас их освобождали напоруки, под залог в пятьсот тысяч долларов, что означало долговую облигацию впятьдесят тысяч, о которой Сэм позаботился, как только его привлекли кответственности. Подсудимым напомнили о том, что они не должны покидать штат истрану. Стукнув молотком, судья распустил присяжных, и в зале поднялсянастоящий гвалт. Защелкали вспышки, и Алекс с трудом пробилась к тому месту,где рядом с Филипом стоял ее муж.

Сэм выглядел так, как будто его оглушили. В глазах егозастыли слезы. Жены Ларри и Тома рыдали в открытую, но Алекс не стала с нимиразговаривать. Саймон ушел из зала суда вместе со своим адвокатом почти сразуже после финального удара молотка.

— Мне так жаль, Сэм, — сказала она тихо, так,чтобы ее слова слышал только он. В это время кто-то уже фотографировал их.

— Пойдем отсюда, — жалобно сказал Сэм.

Алекс наклонилась к Филипу и спросила, не хочет ли онпоговорить со своим клиентом, но тот отрицательно покачал головой. Он был оченьразочарован вердиктом суда присяжных. Конечно, их усилиями наказание былозначительно смягчено, но все равно Сэма ждала тюрьма.

Алекс шла за Сэмом, пробиваясь сквозь ряды бесконечныхфоторепортеров. В конце концов они вырвались наружу и сели в такси.

— Как ты? — спросила она.

Сэм выглядел ужасно, и Алекс даже испугалась, не будет ли унего сердечного приступа или паралича. В пятьдесят лет можно было ожидатьвсего, хотя Сэм отличался неплохим здоровьем.

— Не знаю. Я словно в оцепенении. Этого можно былоожидать, но я… Поедем в «Карлайл».

Но около гостиницы их ждали журналисты. Подъехав к зданию состороны Мэдисон-авеню, они быстро скрылись в дверях, и Сэм попросил Алексподняться к нему на несколько минут. Оказавшись в номере, он заказал напиткиобоим — скотч для него и кофе для Алекс. Она почти не пила спиртного.

— Я не знаю, что тебе сказать, — после долгогомолчания наконец вымолвила Алекс. Внутри нее бушевали чувства — скорбь по Сэмуи жалость к Аннабел, которая не будет общаться с родным отцом в течениедвадцати или более лет. Это было невозможно себе представить.

Впрочем, она понимала, что им всем не остается ничегодругого, как смириться с этим, хотя период до начала заключения обещал бытьтяжелым.

— Что я могу для тебя сделать? — сознавая своюбеспомощность, спросила Алекс. Такие же ощущения она испытывала, когда у неебыл рак. И точно так же ничего было нельзя изменить.

— Береги Аннабел, — сказал Сэм и разразилсярыданиями.

Он долго сидел, закрыв лицо руками и всхлипывая.

Алекс тихо подошла к нему и обняла за плечи. Когда принеслиих напитки, Алекс расписалась за них в счете и сама ввезла тележку. Сэм сблагодарностью взял свой скотч и извинился перед ней за то, что потерялсамообладание.