Советская военная разведка в Китае и хроника «китайской смуты» (1922-1929) - Михаил Алексеев

Квартира «Алексеева», как выяснилось, провалена не была, но обстановка, обошедшаяся кассе в 1200 мексиканских долларов, куда-то исчезла. Ни одна из явок «Алексеева» не была использована Гурвичем в силу их полной непригодности. Ликвидация фотоателье, произведенная Гогулем и его прежним фотографом, не принесла никаких денег. Машину же Гурвич предложил Горбатюку немедленно продать и деньги внести в кассу.

Гурвичем была дана следующая оценка сотрудников аппарата резидентуры.

«Станислав» (Гогуль) – чрезвычайно неразвитый человек, неграмотный как общественно, так и «грамматически». Не обладает инициативой и требует неослабного надзора. Гурвич предполагал использовать Гогуля временно «для оказания услуг технического характера». С этой целью Гогуль должен был открыть свое небольшое дело «по специальности механического монтажа».

Никандрова, так же как и Гогуль, произвела на Гурвича впечатление «общественно очень мало развитого человека», а вследствие того, что она знала только русский язык, как технический работник была непригодна. Никандрова продолжала поддерживать связь с «Иностранцем». От всесторонней оценки Горбатюка Гурвич отказался. Заметив, однако, что считает его безответственным в части расходования денег.

Из агентов Гурвич принял «Иностранца», которому первоначально дал далеко не блестящую характеристику. Он отметил, что последний работал исключительно по денежным мотивам и пока мало себя оправдывал, в связи с чем Гурвич принял решение урезать положенные «Иностранцу» Горбатюком 1000 мексиканских долларов в месяц до 300 долларов, оговорив, правда, возможность выплаты премиальных за хорошую работу. При этом Гурвич не преминул отметить, что считает возможным «развить» «Иностранца», так как «связи у него, безусловно, имеются».

По приезде Гурвич установил, что китайской агентурной сети как таковой уже не существовует. Оставлен был только один человек якобы для связи с ЦК, причем предварительная проверка показала, что и этой связи нет. Гурвич высказал сомнение в существовании агентурной сети и прежде, так как никто эту сеть не проверял, и выплачивались деньги только одному китайцу, которого знал Гогуль, а поступавшие в весьма ограниченном количестве материалы просто могли брать из китайской печати. Этот вопрос Гурвич еще собирался выяснить.

«Коммерсант» (Лурье, Эттингоф), рекомендованный Горбатюком, произвел на Гурвича впечатление ловкого дельца, к которому он собирался еще присматриваться и «развивать» его.

«Коммерсантом», в свою очередь, был рекомендован курьер – Илья Аграчев. Аграчев занимался мелкой торговлей, постоянно курсировал из Шанхая в Харбин и обратно. Связь с курьером поддерживалась через «Коммерсанта». Аграчев мог провозить небольшие пакеты один раз в шесть недель, за что ему оплачивался проезд третьим классом (около 80 мексиканских долларов за поездку). Первую, пробную поездку новый курьер уже совершил с малоценным материалом. По дороге в Харбин Гурвич, который не был известен Аграчеву, наблюдал за ним со стороны при прохождении таможенного досмотра и остался им доволен.

В двадцатых числах октября в Харбин пришло сообщение из Москвы о подготовке к работе в Китае «восточника Лядова», которого следовало устроить на «дороге», вне Харбина, желательно в Шанхае. Речь шла об устройстве на КВЖД выпускника Восточного факультета Военной академии РККА. А спустя несколько дней поступила более категоричная телеграмма, указывавшая, что Лядова надо устроить в Шанхае.

Как раз в эти дни решалась участь Горбатюка. Советское руководство КВЖД приняло решение об освобождении его от занимаемой должности и последующем отзыве. Оказывается, накопилось целое дело с материалами о том, что Горбатюк пьянствовал и предавался разврату с таким недопустимым размахом, что компрометировал СССР С ним долго канителились, так как он спекулировал на «особых заданиях», которые он имел от ряда лиц, в том числе от Я. К. Берзина. Одна из местных газет опубликовала статью о дебоше с участием Горбатюка: управляя автомобилем в пьяном состоянии, он врезался в какой-то английский автомобиль, разбил его и «перевернул какую-то леди».

В общем, оставлять Горбатюка дальше было никак нельзя. В результате по согласованию с руководством Китайско-Восточной железной дороги было принято решение о назначении Лядова в Шанхай вместо Горбатюка на должность заведующего агентством КВЖД. Лядова, которому был присвоен псевдоним «Сян», предполагалось назначить помощником Гурвича с поручением использовать имевшиеся большие легальные возможности и заниматься разработкой тех людей, которых ему будет указывать Гурвич.

Таким образом, в состав резидентуры, которая развертывалась как нелегальная, вводился советский представитель. Во второй половине ноября 1928 г. Лядов был уже в Харбине.

Тем временем Гурвич собрал рацию, которая временно хранилась у Гогуля, и сообщил о готовности приступить к работе в радионаправлении Шанхай – Владивосток в любое время. Через Харбин в Центр была направлена программа, по которой Гурвич собирался работать.

25 октября 1928 г. до Шанхая добрался «Имре» – Бела Белович Кассони221. Первоначально Кассони предполагалось направить в Кантон, положив этим самым начало в построении треугольника, намеченного Центром, т. е. Шанхай – Кантон – Ханькоу. Однако время внесло свои коррективы.

В декабре 1928 г. в Шанхай прибыл «Райнис» – К. Е. Даниленко, который должен был стать нелегальным резидентом в Ханькоу. Организация руководства и связи, а также обеспечение «крышевого» прикрытия возлагались на Гурвича.

Переход на нелегальное положение поставил перед военной разведкой проблемы, о которых уже в той или иной степени говорилось и к решению которых приступили со второй половины 1927 г. Так, если при осуществлении руководства агентурной сетью резидентуры с позиций сотрудников наших официальных миссий вопрос о легализации и маскировке «руководящей головки» и обслуживающего технического аппарата решался сравнительно просто и легко, то при вынесении всей ее работы «на улицу» этот вопрос вызывал большие затруднения. Необходимо было прежде всего сменить весь руководящий состав всех переводимых на нелегальное положение резидентур. Нельзя было оставить на нелегальной работе в той же стране людей, работавших ранее в официальной миссии и поэтому основательно учтенных полицейскими властями. При назначении новых резидентов приходилось считаться не только с качествами назначаемого, характеризовавшими его пригодность для работы, но и данными, благоприятствовавшими или препятствовавшими легализации этого работника в данной стране.

Чтобы сам резидент и его ближайшие помощники имели возможность просматривать поступавший агентурный материал, фотографировать и сохранять его до отправки в Центр, написать организационное письмо, вести хотя бы самый упрощенный учет оперативных денежных средств и т. д., не проваливая при этом себя и агентурную сеть, нужно было организовать «целый ряд контор, лавочек, фотоателье и конспиративных квартир». Все это нужно было соответствующим образом легализовать перед местными властями, для чего опять-таки требовались надежные и нескомпрометированные люди и немалые денежные средства. Без этого резидентуры, конечно, существовать и работать не могли. Эту сложную работу, естественно, легче было проделать в крупных странах с развитой экономикой и мировыми связями, с тем чтобы «…постепенно переноситься оттуда в более мелкие, отсталые страны».