Черная роза - Кристина Скай

Тэсс сжалась:

— Кто?

— Этот негодяй Рейвенхерст, разумеется. Я знаю, что произошло той ночью, когда леди Патриция стучала в его дверь, мурлыча, как кошка, захотевшая попробовать из горшка сметаны. Да, не один человек видел, как ты мчалась по Мермейд-стрит на следующее утро.

Тэсс вздрогнула, различив в глазах Джека нескрываемое бешенство.

— Это не было… — Она судорожно сглотнула. — Он не…

— Не думай, что у меня не хватает соображения, Тэсс Лейтон. Теперь и пять лет назад. — Он бросил на нее острый, изучающий взгляд. — И если этот человек тронул хоть волосок на твоей голове, я…

Тэсс слегка отодвинулась от него, смахнув слезы. Рейвенхерст трогал гораздо больше, чем волосок на ее голове, и она прекрасно представляла себе, что сделает Джек, узнай он об этом.

Ложь. Маски. Обман на обмане.

И тут Тэсс почувствовала себя смертельно уставшей от всего этого.

— Рейвенхерст ничего не значит для меня, Джек.

— Тогда Леннокс? Мне никогда особенно не нравился этот чертов щеголь — холодный и осторожный. Только скажи, что он сделал тебе плохого, и я…

Тэсс легко вздохнула.

— Ничего, Джек. Клянусь! — Она провела пальцами по усталым глазам.

— Тогда кто?..

— Не имеет значения. Он… его нет. Я не увижу его — очень, очень долго. Может быть… — Голос ее сорвался. — Может быть, никогда. Поэтому умоляю тебя: прекрати расспросы. Из сказанного тобой ясно, что у тебя хватает забот помимо состояния моего неприкаянного сердца.

Тэсс не скажет ему больше ничего. Андре останется ее тайной, и жар воспоминаний о нем она будет хранить в сердце, оберегать от посторонних, чтобы равнодушие окружающих не погасило слабый огонек. И там же она будет прятать свой собственный смутный страх — страх того, что дерзкий француз в сговоре с тем самым шпионом, за которым охотится Рейвенхерст.

Утерев последнюю слезинку, Тэсс шмыгнула носом и выпрямилась.

— Скажи мне лучше, чем я могу помочь тебе.

Озабоченный взгляд Джека пропал, сменившись сильным раздражением.

— Ничем, детка! Абсолютно ничем. И я хочу, чтобы ты была подальше от Фарли в то время, когда я буду расставлять ловушки, слышишь? — бушевал он, сверкая глазами. — Убийцей может оказаться любой из двух десятков человек, и каждый отчаяннее предыдущего. За мою жизнь у меня было немало врагов, помни об этом. Да, тех, которые остановятся, чтобы поглазеть, как меня заставят ползать в грязи. Возможно, это мои собственные просчеты, а возможно — немилость судьбы. — Он крепче сжал пальцами ее хрупкие плечи. — Но будь я проклят, если придется увидеть, как ты станешь жертвой их низких намерений!

Тэсс не отвечала, напуганная неприкрытой угрозой, прозвучавшей в его голосе. Ее опять поразила мысль о том, что ей многое еще неизвестно об этом человеке, ибо Джек хотел, чтобы так было. Содрогаясь, она мучилась догадками о его врагах и страшных тайнах.

— Ты не участвуешь в перевозках золота, Джек? — осмелилась спросить она, ибо вопрос этот мучил ее с тех пор, как ей рассказал об этом Рейвенхерст. И разумеется, был еще один ужасный разговор, который она подслушала в Бретани.

Контрабандист, казалось, был в смятении, но лицо его оставалось суровым.

— Что ты знаешь о перевозках золота с Ромнийского болота?

— Почти ничего. Я… я только слышала, как кто-то упоминал об этом.

Он прищурил глаза:

— Ты знаешь гораздо больше, детка, но вижу, нет смысла просить тебя рассказать мне.

Тэсс наблюдала за ним в напряженной тишине.

— И вижу также, что ничего путного не выйдет, если расспросить тебя о тех днях, которые ты провела во Франции. Да, ты рассказала мне не больше половины, детка, но не надейся, черт возьми, скрыть от меня свои чувства, — ворчливо добавил Джек.

Тэсс упрямо сжала губы. Джек фыркнул.

— Хобхаус и эта разношерстная команда из «Ангела» утверждали, что ты уехала в Оксфорд навестить братца-шалопая. Что, — ровно произнес он, не сводя пронзительных глаз с лица Тэсс, — лишь чуть безумнее, чем эта история, которой ты меня потчуешь.

Тэсс оставалось только улыбнуться при мысли о преданности мажордома.

— Напротив, я прекрасно провела время. Эшли показал мне Ботанический сад, музей Анны Радклифф и восточную церковь Святого Петра.

Глаза Джека потемнели сверкая гневом.

— У меня есть большое желание разложить тебя на колене, детка, так что не подначивай меня.

Тэсс дерзко ответила на его рассерженный взгляд.

— Ты тоже не подначивай меня, Джек. Я… устала. — Слово вылетело как вздох. — Чудовищно устала. Можно мне пойти наверх и поспать?

Лицо контрабандиста немедленно разгладилось, глаза затеплились участием.

— Не уступать ни на йоту, да? Не удивляюсь этому, если учесть, как с тобой обращался этот негодяй, твой отец.

Тэсс не ответила. Единственным знаком того, что она слышала его, были побелевшие костяшки пальцев на подлокотнике кресла.

Пробормотав сквозь зубы проклятие, Джек примирительно помахал рукой:

— Что ж, хорошо! Меня ждут дела. Но я вернусь завтра на закате. Жди меня в развалинах монастыря. И тогда, Тэсс Лейтон, я потребую от тебя некоторых ответов, предупреждаю тебя! — Все еще хмурясь, контрабандист повернулся и надел черную треуголку и плащ.

Он изучал ее несколько мгновений непроницаемыми глазами, держа в руках забытую маску с усами.

— Завтра у монастыря. И постарайся до тех пор не попасть в беду, детка. — С этими словами Лис вышел из комнаты.

Еще долго после его ухода Тэсс сидела, уставившись в дверной проем. С тревожно бьющимся сердцем достала она из кармана шерстяного платья маленькую деревянную русалку.

Она долго изучала фигурку заплаканными глазами, потом медленно поднялась, взяла коптящую свечу и побрела в сторону лестницы.

Было уже утро, когда лорд Рейвенхерст устало спешился, зажимая под мышкой видавший виды кожаный ранец. Путешествие из Дувра было кошмаром. Его чуть не задавил пьяный кучер; потом, в довершение всех бед, его лошадь потеряла подкову.

Лицо его было изможденным, и густая щетина темнела на твердой челюсти. Последняя, поспешная, предрассветная, встреча с агентом морского министерства в Дувре была краткой, совершенно бесполезной и вызвала много вопросов, оставшихся без ответов.

Рейвенхерст покачал головой, бросив неодобрительный взгляд на свои забрызганные грязью сапоги и пыльный плащ. Да, единственным светлым пятном за этот день было ожидание выражения испуга на лице его камердинера, когда Пил узрит виконта в столь жалком виде.

«А также изумление на лице другой персоны», — мрачно напомнил себе Рейвенхерст.