1917. Российская империя. Падение - Эдвард Радзинский

Действительно, самые невозможные слухи гуляли по столице, пока «Наш Друг» по-прежнему сидел в Покровском, ожидая обещанных перемен. Он боролся за сына. Он понимал, что его жалкий, почти слабоумный отпрыск погибнет на фронте… И мужик отправил в Петроград жену Прасковью – вымолить у «царей» разрешение, чтобы сына оставили дома. Он посылал умоляющие телеграммы… И опять Аликс просит Ники: «Не можешь ли ты разузнать, когда призывается Его губерния, и тотчас мне это сообщить?.. Касается ли это Его сына?.. Пожалуйста, поскорее ответь… Прилагаю прошение Нашего Друга, напиши сверху свою резолюцию. Мне кажется, что эту просьбу вполне можно удовлетворить».

Но царь опять промолчал. И опять она его просила: «1 сентября… Наш Друг в отчаянии, что Его сына призывают. Это Его единственный сын, который в отсутствие отца ведет все хозяйство».

И на сей раз Ники смолчал. Он не мог объяснить ей, что царь может менять министров, но оставить сына Распутина дома он не может – это было бы прямым вызовом обществу. Аликс, сосредоточенная на борьбе за «наших», как-то запамятовала, что не так давно на фронте был убит сын великого князя Константина Константиновича Олег, совсем мальчик. И отец не выдержал горя, его задушил приступ грудной жабы… Как же он мог освободить от службы сына Распутина?!

Но Аликс, как всегда, упорно добивалась своего: «11 сентября… Я понимаю, что мальчик должен быть призван, но можно устроить его санитаром в поезде, или чем-нибудь вроде этого… Он единственный сын… Так хочется помочь и отцу, и сыну…»

Сына Распутина призовут, но в конце концов она сумеет устроить его в свой санитарный поезд…

В Думе не прекращались негодующие разговоры о скором назначении угодных мужику министров, о том, что премьер Горемыкин ездит теперь на доклады к царице.

6 сентября Зинаида Юсупова писала сыну в Крым своим забавным шифром: «Общее настроение отвратительное. Нафталиновая шуба (Горемыкин. – Э.Р.) продолжает ездить к Валиде (Аликс. – Э.Р.)… Она прямо торжествует!»

В Москве – столице антираспутинской оппозиции – выступил Владимир Гурко, почтенный человек правых убеждений, камергер, член Государственного Совета. Одна фраза, сказанная им, облетела всю Россию: «Мы желаем сильной власти… мы понимаем власть с хлыстом, но не под хлыстом».

«Это – клеветническая двусмыслица, направленная против тебя и Нашего Друга. Бог их за это накажет», – написала царю Аликс 8 сентября.

Мужик понял: он, который столько раз спасал царского сына, своего единственного – не защитил. Сына забрали в армию. И тогда Распутин тяжко запил. В нем окончательно проснулся «Темный» – человек-зверь…

Из донесений агентов: «Сентябрь, 5… Темный находился в гостях у брата… Туда же пришел отец и начал ругать его самыми скверными словами. Темный, как бешеный, выскочил из-за стола, вытолкнул отца за дверь, свалил на землю и давай бить кулаками… Отец кричал: «Не бей, подлец!»… пришлось их силой растаскивать, у отца оказался подбитый глаз, так что весь закрылся. Оправившись, старик стал еще пуще ругать Темного, грозя рассказать, что… он (Григорий. – Э.Р.) ничего не знает, а только знает Дуню (Печеркину. – Э.Р.) держать за мягкие части… После этого пришлось Темного удерживать от вторичного нападения на отца».

Агенты с удовольствием читали Распутину вслух газеты, которые по-прежнему не оставляли его вниманием. И еще – его, видимо, мучили видения. Он чувствовал, что там, в далеком Петрограде, надвигается неотвратимое…

«6 сентября Распутин сказал: «Душа моя очень скорбит. От скорби даже оглох. Бывает на душе 2 часа хорошо, а 5 неладно… потому неладно, что творится в стране… да и проклятые газеты пишут обо мне, сильно меня раздражают. Придется судиться».

Пока Распутин пил в Покровском, царица не уставала просить мужа побыстрее назначить Хвостова министром. И опять шли в ход предсказания «Нашего Друга»…

«8 сентября… Нам нужен энергичный человек, знающий людей, и с русским именем… Разгони всех, назначь Горемыкину новых министров, и Бог благословит тебя и их работу!.. Моя икона с колокольчиком… действительно научила меня распознавать людей… Колокольчик зазвенел бы, если б они пришли ко мне с дурными намерениями; он помешал бы им… А ты, дружок, слушайся моих советов, это не моя мудрость, а особый инстинкт, данный мне помимо меня, чтобы помогать тебе…»

Царь колебался, он еще не свыкся с ее прямым участием в делах государства. А она нервничала – вся ее неукротимая энергия была направлена на то, чтобы ему помочь. И она сердилась, что он этого не понимает…

«10 сентября… Прошу тебя, поговори серьезно о Хвостове как министре внутренних дел с Горемыкиным. Я уверена, что он подходящий человек для теперешнего момента, так как никого не боится и предан тебе».

Но новый министр внутренних дел – это было только начало.

11 сентября она уже требует головы обер-прокурора Самарина: «Возьми клочок бумаги и запиши, о чем тебе нужно поговорить (с Горемыкиным. – Э.Р.)… 1. Самарин – глупый нахал… теперь они (Дума. – Э.Р.) утверждают, что ты не сможешь уволить С, но ты это сделаешь… Немедленно уволь его, дорогой, а также Щербатова… Прошу тебя, назначь Хвостова на его место».

О Хвостове она будет писать упрямо и настойчиво. И не отступит, пока царь не уступит.

«12 сентября… Все министры никуда не годятся…»

«14 сентября… Некоторые сердятся, что я вмешиваюсь в дела, но моя обязанность – тебе помогать… даже и в этом меня осуждают некоторые министры и общество… Таков уж бестолковый свет…»

Она уверена: враги в Ставке не дают Ники возможности исполнить эти мудрые решения. Недаром там находится недруг «Божьего человека» – великий князь Дмитрий Павлович…

«13 сентября… Мой дорогой… почему ты не отсылаешь его в полк? Получается нехорошо: ни один из великих князей не находится на фронте, изредка наезжает Борис, а бедные Константиновичи всегда больны». Она опять забыла о гибели младшего из Константиновичей…

Она умеет воевать – и беспощадно. Вчерашний жених ее дочери, воспитывавшийся в Семье, должен отправиться на фронт, на смерть – за то, что посмел идти против «Нашего Друга».

А «Наш Друг» всегда рядом с Семьей – он не забывает посылать нужные телеграммы.

Из писем царицы: «8 сентября… Насчет известий с фронта Наш Друг пишет следующее (прибавь это к твоим остальным телеграммам)… «Не ужасайтесь. Хуже не будет, чем было. Вера и Знамя обласкают вас».

«9 сентября… Списал ли ты для себя на отдельной бумажке Его телеграмму: «Не оподайте (не падайте духом. – Э.Р.) в испытаниях, прославит Господь своим явлением…»

Таковы были радужные предсказания провидца за полтора года до революции… Отправил Распутин и еще одну нужную телеграмму – с просьбой назначить министром «угодного Богу» Хвостова. Впереди было заседание Совета министров в Ставке, на котором, как ждала Аликс, наконец объявят о его назначении. И она просила Ники обратиться к помощи незримо присутствующего «Нашего Друга»: