Солнцеравная - Анита Амирезвани
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда в нашихделах возникла передышка, я объяснил Пери, что моя двоюродная тетка угрожает выдать Джалиле замуж и мне нужна большая выплата в счет моего жалованья, чтобы заплатить им за ее содержание и как можно скорее привезти ее в Казвин.
— Конечно, я помогу тебе, — ответила она. — Подробности обсудим, когда вернемся во дворец.
Я ударил себя в грудь и низко поклонился в знак благодарности, а ее глаза сказали мне, что она поняла.
Звездочеты в ставке сосредоточенно высчитывали благоприятное время для вступления Мохаммада и его жены в город, и мы ждали, чтоб вместе с ними вернуться в Казвин. В промежутке прибыл гонец от Фереште, которому Масуд Али объяснил, как нас найти. Гонец сказал мне, что у Фереште для меня такие срочные известия, что я не должен ни на миг откладывать их получение. Я поспешил к царевне:
— Меня призывает Фереште. Похоже, что у нее важные сведения о мирзе Салмане.
Пери улыбнулась:
— Ах, Джавахир, мастер разгадывания секретов. Не люблю тебя отпускать.
— Обещаю вернуться, как только смогу.
— Фереште очень полезна. Поблагодари ее за меня, хорошо?
— Обязательно.
— Можешь взять Асала, — сказала она и кликнула конюха-евнуха.
— Благодарю, царевна, но хватит простого коня.
Я уже надел свои плотные шальвары для верховой езды, толстый шерстяной камзол и теплый халат и заматывал шерстяным платком шею и лицо.
Пери снова улыбнулась:
— Так ведь ты не простой евнух. Ты жемчужина, и по имени тоже. Я это знаю. Ты будешь сиять всегда, даже когда меня не будет.
Я был ошеломлен. Ее ясные глаза, гладкая смуглая кожа и сияющие черные волосы словно бы принадлежали бессмертной красавице, однако слова пробрали меня ознобом.
— Если это так, — сказал я, привычно возвращая лесть, — то лишь потому, что я отражаю сверкание великой жемчужины, которой служу. Но, царевна, ваши слова меня тревожат.
— Не беспокойся. Я готова ко всему. Единственный судья моим порокам и достоинствам — лишь всемогущий Бог.
— А разве есть беспорочные смертные? — спросил я, и Пери одарила меня лукавой улыбкой.
Поездка к Фереште заняла почти все утро. Дороги промерзли, а Асал был норовист. Я старался просчитать будущее, но приходилось справляться с конем, и мои усилия ослабляли погода и мрачные предчувствия. Мокрые липкие хлопья сыпались на поля и на мою одежду. Когда я въехал в Казвин, даже уличные торговцы покинули свои привычные места.
Я передал Асала слуге Фереште, который пообещал разместить и накормить жеребца в шахских конюшнях. Дома у Фереште стояло блаженное тепло. На ней было зеленое платье, напомнившее мне весенние луга, а под ним — светлая рубашка цвета закатных облаков. Темные волосы были собраны на затылке.
— Входи, Джавахир. По твоей мокрой одежде вижу, что ты ехал с трудом и по холоду. Хочешь поесть?
— С удовольствием.
Стаскивая сапоги, я слышал, как Фереште велит служанке принести вишневого шербета и чаю. Но я больше всего хотел услышать новости.
— Мирза Салман позавчера посетил мою подругу в Куме, — сказала она. — Новости такие ужасные, что я должна была рассказать их тебе с глазу на глаз, дабы избежать предательства.
Я оцепенел от ужаса:
— Что случилось?
— Мирза Салман распускал хвост как павлин. Он рассказал моей подруге, что хоть царственные особы и считают себя выше всех, их так же легко сбросить, как любого другого.
— О-ох, о-о-ох!.. — простонал я, сжигаемый изнутри.
— Моя подруга угостила его бангом и, когда он совсем перестал владеть собой, вытянула из него подробности. Он проболтался, что посетил Мохаммада и его жену, а там спросил, хотят ли они знать, что происходит при дворе. Затем, прикидываясь верным слугой, убедил их, что больше всех они должны опасаться Перихан-ханум. Он запугал их намеками на то, что она в ответе за смерть Исмаила, которого не спасли никакие предосторожности, и добавил, что если оставить это без последствий, то она может покончить и с ними.
— Каков предатель! Разумеется, он просил оставить его великим визирем?
— В точности так.
— Шамхал-хан был прав насчет его.
К моему изумлению, Фереште зажмурилась, будто от боли, и обхватила себя руками:
— Джавахир, у меня есть еще новости, и они даже хуже…
Я собрался с духом.
— Мирза Салман сказал моей подруге, что Шамхал а казнили по приказу шаха.
Во имя Бога! Словно все звезды погасли, кроме одной, о которой я думал больше всех.
Я поспешил к дверям и натянул сапоги.
— Спасибо за все, Фереште. Царевна просила меня поблагодарить тебя.
— Да хранит Бог тебя и твою госпожу, — ответила она.
В шахских конюшнях я потребовал свежую лошадь и поскакал через Тегеранские ворота к ставке. Как только я выехал из города, я пришпорил коня, а потом снова и снова, пока мы оба не стали задыхаться от напряжения. Что теперь делать? Шамхал мертв. Как Пери выдержит это?
Оглядываясь на дела мирзы Салмана при дворе, я понимал его пристрастие к измене. Он устранил двоих людей, чтоб продвинуться самому, затем он сделал то же самое с нами. Я проклинал себя за то, что не разгадал его раньше.
Когда я подскакал к ставке, то решил, что заблудился. Всего несколько шестов торчали в небеса, словно кости скелета. Большие шатры были свернуты, к ним вели ослов, чтоб нагрузить поклажей.
Как рассказал мне мальчишка-посыльный, выкладки звездочетов этим утром оказались настолько благоприятными, что Мохаммад решил: откладывать неразумно. Они с женой и Пери отправились верхом в город по более длинной дороге, чем та, которой добрался я, но более удобной для караванов. После прибытия к городским воротам они собирались торжественно въехать в город. Пери должны были доставить домой в паланкине, а новый шах с женой собирались разместиться у мирзы Салмана, пока не наступит благоприятный момент для вступления во дворец.
Снова мирза Салман!
Я повернул своего усталого коня и поскакал обратно в город, на этот раз по дороге, что вела к Вратам шахских садов. День темнел, снова посыпался снег. Дыхание лошади клубилось паром в ледяном воздухе. Высоко в небе собирались уродливые темные тучи. Я шпорил и шпорил коня, стараясь нагнать шахский караван. Вскоре вдали забрезжило темное пятно — это были ворота. Шахского каравана не было видно нигде.
Привратник сообщил, что шах уже проехал. Я погнал своего взмокшего коня