Рыбья Кровь и княжна - Евгений Таганов

— Ну хорошо, разобью я с ними ирхонов, а дальше что? — спросил Дарник, когда они снова остался с каганом наедине.

— Да ты думаешь, этим хазарам много надо? Хорошо перезимовать, и только.

— А весной что?

— А весной они оглядятся и станут требовать товаров за своих коров и овец. На этом всегда оступались города и землепашцы — требовали слишком большую плату за свой хлеб, ткани и железо. У степняков все просто: не хотите меняться по-честному — заберем ваше барахло даром. Это для тебя будет самым трудным: удержать от большой корысти таврических и словенских купцов. Ну да ты торговаться умеешь.

— А потом что? — уныло повторял Дарник, со вниманием слушая откровения кагана.

— А дальше у тебя две дороги: на Таврику или на запад за Славутич.

— И сколько это будет продолжаться?

— А сколько получится. Пока мы не натравим на них других степняков. Словом, без хорошей брани ты с ними не останешься, это я тебе обещаю.

«Ободренный» столь сомнительным образом, Рыбья Кровь вместе с Власом стали принимать тарханов хазарских улусов.

Их было пятнадцать человек во главе с ханом Сатыром. Они входили в каганский шатер размеренным шагом и чинно занимали указанные им места. Толмачей не было, почти все тарханы прекрасно понимали по-словенски. На всех подчеркнуто не было никаких боевых принадлежностей, а лишь мирные полотняные халаты, вышитые орнаментами, свидетельствующими о принадлежности к определенному роду и улусу. С удивлением Дарник отметил среди них трех женщин. Каганский тиун шепотом объяснил ему, что они представляют здесь своих мужей-тарханов, которые по какой-либо причине не смогли явиться.

Когда все собрались, слуги внесли еду и питье. Трапеза проходила в молчании, степная учтивость требовала сначала привыкнуть к присутствию друг друга. Дарник, как невеста на выданье, почти не поднимал глаз, зато хорошо чувствовал пронзительные взгляды гостей, время от времени обжигавшие его.

— Липовский князь Дарник Рыбья Кровь принимает ваше приглашение, — вдруг без всякой подготовки заявил Влас.

Снова последовало продолжительное молчание.

— Теперь послушаем князя Дарника, — еще более неожиданно произнес каган.

Как хорошо, что у него уже был опыт общения с мирархом Калистосом!

— Я хочу в каждый ваш улус направить своего воеводу. Распоряжаться он не будет, просто мне нужны везде свои глаза и уши.

Сатыр чуть заметно согласно кивнул головой.

— И от каждого улуса мне нужен доверенный человек тархана, чтобы каждое утро приходил ко мне по мелким делам улуса.

Хан снова кивнул.

— Еще мне нужен мудрый хазарский советник, чтобы он остерегал меня нарушать ваши законы и обычаи.

По бесстрастным лицам тарханов пробежало одобрительное оживление — это условие липовского князя особенно пришлось им по душе.

— Вот видишь, у тебя все отлично получится, — похвалил каган, когда тарханы с ханом ушли.

— И все равно я не очень понимаю, кем я буду при них, — продолжал сомневаться Дарник. — Проводником, чтобы говорить: сюда идти, а сюда не идти? Или действительно главным воеводой? А тогда хан Сатыр кто: судья в хазарских семейных спорах?

— Ты же понимаешь, что заранее это определить невозможно и ни в какой договор не запишешь. До сих пор не понял, что мечом махать для князя не самое главное? Только что ты отлично говорил с ними, продолжай в том же духе, и скоро они тебя будут слушаться не хуже арсов.

На следующий день каган свернул свой стан и отбыл с дружиной в Айдар, оставив липовского князя наедине с целой ордой чужеземных людей.

Дарник пребывал в озадаченности недолго. После кутигурского и критского походов было как-то стыдно допускать, что он с чем-то или с кем-то может не справиться. Первый подводный камень ожидал его в лице собственного войска.

— Вот так и пойдем с ними, с хазарами, куда-то зимовать?! — в негодовании воскликнул сотский Карась, отличившийся при осаде Липова против гребенцев и напросившийся идти с князем в Збыхов.

— Действительно, ты бы нас сначала спросил! — поддержал его Сечень. — Все князья сперва со своими воеводами советуются.

— А хазары хоть жалованье нам какое положат? — невпопад сказанул вожак арсов.

— Ну да, бараньим жиром и бычьими пузырями, — весело оскалился Корней.

Князь молча слушал.

— Знаешь, нас в семье было семеро братьев, — более спокойно заговорил Сечень. — Один брат у нас был самый ловкий и сообразительный. Так отец ему снова и снова давал разную работу, все более тяжелую, пока тот в конце не падал без сил. Каган Влас мне напомнил моего отца. Тоже небось ждет, когда ты сломаешься.

— Все, что вы говорите, верно, — заговорил, наконец, Дарник. — И я кругом перед вами виноват. Теперь об этом забыли и думаем о другом. И сами приготовьтесь, и бойников приготовьте быть внимательными и осмотрительными. Раз каган нас позвал, значит, мы во всем каганате самые лучшие и, кроме нас, с этим делом никто не справится. Вы сейчас среди степняков, они всю жизнь живут под открытым небом. Упаси вас боги сказать им, что вы устали и хотите зимой не вылезать из теплой избы. Этот позор потом ничем не отмоешь.

— Так что же нам теперь в их юртах жить и в банях больше не мыться? — не унимался Карась.

— Да, не повезло тебе, хотел здесь перед каганом покрасоваться, а попал вот в такой переплет, — заметил ему Корней.

Воеводы добродушно заулыбались, что тотчас сняло последнее напряжение. Раз новичок больше всех пугается и ропщет, то им, изнуренным и вялым полуторагодичными странствиями, достойней быть повыдержанней и повыносливей. Чтобы подсластить воеводам их горькую участь, Рыбья Кровь пообещал ввести новые чины: полутысяцких и тысяцких, а полусотских и сотских поднять до полухорунжих и хорунжих. Не беда, что у такого полутысяцкого сейчас под началом всего двадцать человек, зато новое высокое звание само окрыляет любого.

Потом была поездка князя с Сатыром по всей орде. Разбитая на пятнадцать улусов, она со своими стадами и ставками занимала огромную территорию, чтобы ее всю объехать, понадобилось полтора дня. Везде высоких гостей встречала обильная трапеза, так что к концу дня Дарник уже не мог продохнуть от съеденного мяса. Дважды ему предлагали отдохнуть в отдельной гостевой юрте. Но оба раза к юрте прилагалась красавица-хазарка, и князь испуганно отказывался от такого отдыха. Слабо разбираясь в обычаях степных хазар, он опасался, что таким образом его пытаются породнить с тем или иным улусом в пику другим, не столь расторопным хозяевам.

Сатыр, узнав про его опасение, захохотал:

— Я знаю, что вы, словене, больше всего заботитесь о чести своих жен. У нас все иначе. Для нас честь, когда дорогой гость делит ложе с нашими женщинами.