Сама себе враг - Виктория Холт

Я узнала, что, поняв вероломство Хемманда, он попытался бежать. У Карла был верный паж по имени Фейрбрейс, который предложил перепилить решетку в окне темницы, но король побоялся привлечь внимание шумом и решил, что выберется и так. Все было готово. К окну была приставлена лестница, и предполагалось, что, когда Карл окажется внизу, Фейрбрейс проведет его через двор к крепостной стене, с которой они спустятся по веревочной лестнице. Там их должны были поджидать люди с лошадьми, а недалеко от берега стояло судно с поднятыми парусами, которое доставило бы беглеца во Францию. План увенчался бы успехом, если бы не оказалось, что Карл в состоянии просунуть сквозь прутья решетки только голову.

Бедный Карл! Как будто само Небо было против него! Если бы я могла найти верного Фейрбрейса, я непременно вознаградила бы его за попытку спасти своего государя.

После этого Карла перевели в замок Херст, стоящий на мысу острова Уайт. Трудно было сыскать более неуютное место, чем этот замок, продуваемый всеми ветрами, который в часы прилива вообще оказывался отрезанным от острова. Я с ужасом представляла себе страдания узника в этой мрачной крепости. Должно быть, он тогда вспоминал судьбы своих предков, окончивших свои дни в таких же местах, как замок Херст. К счастью, там он пробыл недолго. Оттуда его перевезли в Виндзор, а затем в Лондон.

К этому времени Кромвель стал уже полноправным хозяином Англии. Отряды его солдат рыскали по всей стране, разоряя мирных жителей и разрушая многие великолепные храмы и замки. Эти беспощадные пуритане осквернили даже Вестминстерское аббатство, ибо сочли его пристанищем греха и скверны. Они не выносили ничего красивого и насаждали повсюду свои суровые законы, согласно которым и улыбка на лице – от лукавого.

Итак, мой любимый Карл предстал перед судом и был осужден на смерть. Даже сейчас, по прошествии стольких лет, я не могу без содрогания думать о его последних мгновениях. Я знаю, что он вел себя достойно и мужественно, как и подобает королю.

Двум нашим детям – Елизавете и Генри – позволили увидеться с отцом незадолго до его казни. Я много раз слышала об этом свидании от разных людей и всякий раз не могла удержаться от слез.

Но дети! Наши несчастные дети! Как можно было так жестоко поступить с невинными детьми!

Встретившись со своим отцом, Елизавета сразу разрыдалась. Она уже знала о том, что его ожидает, и вдобавок не представляла, что он так изменился – поседел и постарел. А ведь она помнила его совсем другим – красивым, улыбающимся, нарядно одетым.

Глядя на старшую сестру, Генри тоже принялся плакать.

Карл привлек обоих к себе и крепко обнял. Елизавете было тогда всего лишь двенадцать лет, но, вернувшись после этого свидания к себе, она в мельчайших подробностях описала все, что тогда произошло. Я много раз читала потом ее записки и всегда испытывала бесконечную печаль.

– Я очень рад, что вижу вас, дети мои, – сказал Карл. – Мне нужно кое-что сказать вам, а тюремщики так жестоки, что не позволят мне написать прощальное письмо. Боюсь только, что ты все забудешь, моя дорогая…

Елизавета с горячностью заверила его, что не забудет.

– Все услышанное я запишу, – сказала она. – И сохраню эти записки до конца жизни.

– Не печалься, – проговорил Карл. – Я умру во имя Закона и Веры. Я прощаю всем моим врагам и надеюсь, что и Бог простит им. Вы, как и все ваши братья и сестры, тоже постарайтесь простить… Когда вы свидитесь с вашей матерью… – эту часть записок Елизаветы я никогда не могла читать без слез, – скажите ей, что в мыслях я все время был с нею. Любите и слушайтесь ее. Я умру, не сомневаясь, что Бог сохранит трон Англии для вашего брата и что в конце концов все вы будете счастливы.

Потом он посадил маленького Генри к себе на колени.

– Мальчик мой, – сказал он, – эти люди хотят отрубить голову твоему отцу.

Бедный Генри испуганно взглянул на отцовскую шею.

– Внимательно выслушай меня, дитя мое, – продолжал король. – Отрубив мне голову, они, быть может, захотят сделать королем тебя. Но запомни мои слова. Ты не можешь быть королем, пока живы твои братья Карл и Джеймс. Поэтому я прошу тебя не поддаваться их уговорам.

Малютка Генри изо всех сил старался понять, о чем толкует ему отец. Наконец он со вздохом произнес:

– Я не поддамся – пусть хоть изрежут меня в куски.

Потом они все втроем помолились, Карл наказал детям быть богобоязненными, что они ему и обещали.

Вошел епископ Джаксон, чтобы увести детей. Они горько плакали. Карл провожал их взглядом, а когда они были уже у дверей, бросился к ним, дабы обнять в последний раз. Дети прильнули к отцу и не хотели отпускать его.

Час казни был назначен. Карлу принесли обед, но он отказался от пищи.

– Вам следует поесть, государь, – сказал епископ, – чтобы вас не охватила слабость.

– Да, – согласился король, – это может быть превратно истолковано.

После этого он заставил себя проглотить несколько кусков и выпил вина. Закончив последнюю в своей жизни трапезу, он сказал:

– Пусть они войдут. Я готов.

Но никто не вошел. Случилась какая-то заминка. Впоследствии выяснилось, что двое офицеров, назначенных помогать палачу, в последнюю минуту отказались это делать, и никакие угрозы не могли поколебать их решимость. Звали их Хенкс и Фейер. Эти имена я также запомнила.

Некоторым утешением для меня было узнать, что хоть в награду за помощь палачу и предлагалось сто фунтов – тридцать восемь человек с презрением отвергли эти деньги. Сам палач пытался скрыться; когда же его отыскали, пришлось прибавить еще тридцать фунтов к его обычной плате, чтобы он выполнил свою работу. Помогать ему в конце концов заставили какого-то сержанта. Оба потребовали надеть на них маски: они не хотели, чтобы люди знали в лицо убийц короля.

За несколько дней до казни Карлу передали пакет от нашего сына принца Уэльского. В нем было два листа бумаги: один чистый с подписью принца внизу, а второй – с клятвенным обещанием выполнить любые условия бунтовщиков в обмен на жизнь короля. Со слезами радости на глазах Карл поцеловал послание и сжег его.

Мне рассказали, что он спокойно спал накануне казни. Томас Герберт, паж, ночевавший с ним в одной комнате, метался и кричал во сне, а когда проснулся, объяснил королю, что его мучили кошмары. Томасу приснилось, что архиепископ Лод, который уже четыре года как был мертв, вошел в спальню и преклонил перед королем колени. Потом они о чем-то долго беседовали.

Герберт стал одевать государя, и тот сказал, что хотел бы выглядеть так же торжественно, как в день нашей свадьбы. Мне передали, что при этих словах голос его дрогнул, и я поняла, что он подумал обо мне и о том горе, которое причинит нам всем его кончина.

Карл приказал пажу надеть на него две сорочки.

– На улице морозно, – проговорил он. – Я не хочу дрожать от холода, чтобы они не подумали, будто это от страха, а я смерти не боюсь.