Слуга короны - Дмитрий Швец

Он отогнал ненужные мысли, прислушался. Тишина сдавила голову. Тишина зловещая, тяжелая, и нет ничего страшнее этой тишины. Может, он уже умер или оглох. Но мертвые не ощущают боли, значит, его так крепко били, что он лишился возможности слышать. Но нет, нет, вот они, звуки. Вода! Вода тихо капает на стену и стекает к его рукам. Вода!

Он попытался сесть, но не смог. Попытался еще раз, и на этот раз он сумел встать на колени, но они скользнули по тине, и он рухнул в воду. Плевать! Это вода! Он пил жадно, пил долго. Сушь ушла, головная боль отступила. Можно жить дальше.

Никто сильно не расстроился, что герцог пропал. Король даже почувствовал некое облегчение, что его не стало. Но не стало и Палара, он тоже пропал, и от этого стало сразу слишком одиноко. Он почувствовал себя незащищенным и таким маленьким.

Он затеял всю эту игру и, не задумываясь, решал судьбы людей, но тогда рядом с ним был Палар. Верный пес, которого он так сильно недооценивал. Которого считал, больше за слугу и меньше за друга. Но вот его не стало, и теперь монарх осознал, что значило для него общество старого друга, именно друга. Как много идей Палара находило отклик в его мыслях. Он был нужен, но его не было. Он был нужен особенно теперь, когда вся игра могла пойти прахом из-за того, что нашел герцог. Этот чертов слуга короны, будь он проклят! Из-за его желания послужить короне все изменилось, и новые факты разрывали душу и тело короля. Но он должен был продолжать играть.

Ну куда же делся Палар? Где он? Он сейчас так нужен, особенно теперь, когда король остался один на один со своей игрой. И надо продолжать играть в нее. Выхода из нее нет. Теперь уже нет. Все мосты сожжены. Карты розданы. Теперь надо довести дело до конца.

Его били. Били профессионально, били так, чтобы причинять ему боль, но чтобы он не терял сознания. Его били, и он уже не чувствовал боли. Она стала частью его, она растворилась в нем. Она заменила ему все, и он уже не представлял себе жизни без нее. Его били. Били и задавали вопросы. Удар. Вопрос. Еще удар и снова вопрос. Где-то глубоко внутри сознания, в самом дальнем его углу, остатки разума твердили ему, чтобы он молчал, но боль и жажда парализовали его. Он не выдержал. Он сдался. Удар – вопрос, и он, не помня себя, отвечает. Он не слышит собственного голоса, он тупо бормочет то, что от него хотят. Все что угодно, только бы они от него отстали. Только бы прекратилась боль. Боль вечная. Боль, вросшая в него. Боль, ставшая его частью.

Крупный широкоплечий человек поднялся с корточек, потер лысину, оправил одежду. Он взглянул на лежащего в углу окровавленного человека. Взглянул без ненависти, но и без сожаления о содеянном. Он смотрел на харкающего кровью, обессилевшего человека без злости, ему было все равно.

– Вот, значит, оно как, – произнес он, могучей дланью гладя наморщенный лоб. – Вот значит, что вы, герцог, искали.

Человек на полу встрепенулся, поднял голову. В его взгляде не было и намека на разум. Руки его поднялись в слабой попытке закрыть лицо. Но мучитель только улыбнулся.

– Я и не знал, какое сокровище едва не проскочило мимо меня, – произнес лысый и снова погладил лоб. – Спасибо вам, герцог. Большое спасибо!

– Больше не бить его! – приказал лысый окружившим его людям. – Он нужен мне живым. Пока нужен. Дайте ему воды! И смотрите; чтобы он не сдох! Иначе головы с вас поснимаю.

Охранники стали кланяться. Бестолочи с юга. Пустынники! Абсолютно бесполезный народ, разве что для таких дел, как охрана. Он бы никогда не нанял их, если бы у него было время. Но времени у него не было, и пришлось обращаться за помощью к этим жестоким жадным скотам.

– Что с людьми? – спросил он, отвернувшись от расшаркивающихся охранников.

– Ждут своего часа, – ответил подтянутый молодой человек в форме армейского капитана. – Мы все готовы, только скажите, и все станет вашим. Хоть сейчас всех на мечи подымем.

– Час еще не настал, – ответил лысый и зашагал прочь.

Еще не пришел тот миг, сладостный миг, когда он наконец-то сможет занять место, которого он достоин. Не по праву рождения, но по праву силы. А теперь силы у него было даже с излишком. Он потер вспотевшие ладони. Надо только сдержать себя, надо определить действующих лиц и их намерения. Надо все подготовить к большой чистке. Огромная предстоит работа, но это ничего, ему не привыкать. Нужно только набраться терпения. Игроки уже сели за стол и получили на руки карты. Но они даже не подозревают, что и он играет с ними и все их комбинации бессмысленны. Они могли бы его переиграть, если бы знали. Но карты уже розданы. И осталось сыграть партию. Карты розданы!

Дорога на Длалин проходила аккурат в пятнадцати километрах южнее Триита. Не смог я удержаться и, как ни старался не смотреть в сторону родного дома, все же сделал маленький крюк. Я знал, чем грозила моей жизни вся эта история, знал, чем мне может грозить и эта поездка. Постояв на перекрестке и пораскинув остатками мозгов, я не смог отказать себе в удовольствии свернуть в родной город. Я хотел еще раз, пусть в последний, прогуляться по его улицам.

Носатый ворчал и торопил, но я послал его к черту. В конце концов, кто из нас лейтенант?

Город почти не изменился. Он все так же жался к земле низенькими строениями и, спускаясь к реке, расширялся, словно чудовище, выкинувшее на берег пятерню и застывшее в нелепой, уродливой позе.

Я с наслаждением вдыхал родной воздух, и в мозгах, щедро разбавленных спиртным, росло сожаление о тех беззаботных днях, когда я был юн. Вот тогда я даже не подозревал, сколь важна для меня часть тела, что бесцельно болтается на плечах. Тогда все было славно и не было ничего, чтобы могло омрачить радостные дни. Теперь все не так. Теперь нет того, что могло их как-то осветить и рассеять мрак.

Я свернул с главной улицы, прошел несколько сот метров и остановился в недоумении. На месте моего некогда весьма популярного среди местных пьянчуг заведения высился белый трехэтажный дом с красным фонарем над входом. Я вытаращил глаза и открыл рот. Вот никогда бы не подумал, что у кого-то хватит ума выстроить тут, у самой городской стены, чертов бордель! Он нависал над одноэтажными строениями вокруг, подавляя их серость белоснежными стенами.

Ну надо же! Наверняка это шутка старикана, разозленного мной. Вот подлец, я никогда не пускал шлюх на порог, Шепот исключение. Все прочие жрицы любви могли только облизываться и мечтать пробраться в мое заведение. А теперь?! Нет, вы только посмотрите на это чудо!

– Че застыл, солдатик? – услышал я томный голос – Заходи на огонек. Заходи, не бойся, мы не кусаемся.

– Нет, – ответил я, внимательно изучая размалеванную девку неполных двадцати лет от роду, – я бы с удовольствием, но некогда мне.

– Жаль, – внимательно осмотрев меня, грустно вздохнула она. – Такому симпатичному, как ты, я бы скидку сделала. Большу-ую скидку. – Она с надеждой взглянула на меня.