«Волос ангела» - Василий Веденеев

— Воевал, солдатом на империалистической был. За то, что против царя и помещиков пошел, меня на каторгу отправили. Потом в революции участвовал, на Гражданской воевал с Деникиным, а теперь в милиции работаю.

— Во-о-на… — протянул старший. — А я-то думаю, чего ты к нам пришел? Зубы заговаривать, пока твои нас обложат — да в колонию?

Компания у затухающего костра разом напряглась, готовая в любую секунду сорваться с места и бесследно исчезнуть в темноте переулка.

— Сиди… Никто тебя не обложит, — горько усмехнулся Федор. — Я, может, к вам за помощью пришел, а ты так… Нельзя людям не верить, тем более представителям советской власти.

— А ты Зимний брал? — снова спросили из темноты.

— Нет, не довелось. Но в Питере в семнадцатом был, с Керенским и его юнкерами дрался.

— Ну и как? — белозубо улыбнулся старший.

— Как видишь… Нет больше юнкеров и Керенского тоже… Письмо я сегодня получил, — Федор, помолчав, достал из внутреннего кармана свернутый листок, — от старого друга Сибирцева, еще до революции работал с ним вместе в Белоруссии. От жандармов он меня прятал на кладбище, в склепе…

— И ты мертвяков не забоялся? — перебил один из беспризорников, но на него зашикали, чтобы не мешал слушать.

— Не забоялся… Уходить мне пора было, жандармы на след напали, Сибирцев и прислал ночью девушку, чтобы с кладбища меня на железную дорогу вывела, где товарищи ждали. Да жандармы пронюхали, меня поймали, а ей вроде удалось уйти. И не знал я много лет, кто она, но хотел разыскать. Теперь вот написал Сибирцеву — помог мой друг из газеты найти его новый адрес — и получил ответ. Ушла тогда девушка от жандармов, да убили ее бандиты, уже потом, после Гражданской. Работала она в детском приюте для таких, как вы, беспризорных, а тут белая банда…

— И всех поубивали? — спросили из темноты жалобно.

— Всех… — опустил голову Федор. — Она ребят маленьких защищала, продукты, что Совет выделил для них…

— Без еды тоже смерть, — после долгой паузы сказал старший. — Жалко человека… А дело у тебя к нам какое? Говори.

— Опасный бандит убежал, ребята. Взяли мы его сегодня днем, да не усмотрели, сумел уйти. Должен тут его мальчонка один высматривать. К вам сегодня не прибился никто? Из чужих?

— Эй, Исусик! — крикнул в темноту старший. — А ну ходи сюда!

Ближе к свету вышел светлоголовый мальчишка лет восьми. Посмотрел на Федора испуганными глазами.

— Вот он сегодня прибился. Этот?

— Ну-ка, ну-ка… Э-э, да мы вроде знакомы? — Федор взял мальчика за руку. — Это тебя на рынке прибить хотели? У Смоленской?

— Дяденька… — всхлипнул Сергуня, уткнувшись носом в грудь Федора, такую широкую, надежную, пахнущую кожей от куртки, табаком и еще чем-то родным, почти забытым, — дяденька… Спаси меня! Не отдавай им больше, дяденька…

* * *

Укрывшись за углом, Шкуратов наблюдал, как метался по улице Пашка Заика. Подбежал к потухающему костру беспризорников, покрутился около них, побежал в другую сторону. Нырнул в подворотню, снова выскочил на тротуар. Остановился, сбив на затылок котелок, сунув руки в карманы и настороженно вертя головой по сторонам.

«Давай, давай! — сплюнул себе под ноги Гена. — Ищи, как хлеб ищут… Мальчонка твой давно у нас чай пьет, а мы тут тебя уже заждались. Ну, чего решил?» — мысленно обратился он к стоявшему в раздумье бандиту.

Словно услышав безмолвное обращение Шкуратова, Пашка Заика с озабоченным видом направился к бульвару. Пошел вниз, к Трубной площади, бойко стреляя по сторонам глазами.

«Волнуется, — подумал Гена, потихоньку идя следом. — Хорошо его мальчишка описал, даже в сумерках узнаешь. Да и беспризорники знак подали, когда он к костру подошел. Ну что же, Павлик, скоро познакомимся поближе».

Заметив, как появилась сзади Пашки фигура Головина, Гена немного приотстал, увеличивая расстояние.

Неожиданно бандит кинулся наперерез свободному извозчику. Остановил, не торгуясь, сел в коляску. Извозчик взмахнул кнутом, кобыленка понеслась вскачь.

Из переулка вывернула другая повозка, покатила следом. Гена успел заметить Жукова и Саранцева, откинувшихся на потертую подушку спинки сиденья.

Покурив, Шкуратов подождал, пока к нему подъедет пролетка со знакомым кучером на козлах, на ходу вскочил, махнул рукой Головину, подзывая к себе. Тот подбежал быстро, тяжело дыша, уселся рядом.

— К Марьиной роще едут. Давай следом, — приказал кучеру.

— Теперь не упустим, — Гена пристукнул тяжелым кулаком по крылу пролетки.

— Тише ты, медведь, а то не доедем, сломаешь! — засмеялся Головин.

— Ничего! Поехали. Якорь поднят, якорь чист!..

* * *

Поселок в Лосинке, куда, сам того не подозревая, Пашка привел за собой работников МУРа, встретил их сырой прохладой вечера, душным запахом цветов в палисадниках, приглушенными звуками граммофона. Красно-желтым светом горели в окнах домов керосиновые лампы, за опущенными занавесками — чтобы не налетели комары — мелькали тени.

Но в большинстве домов уже спали, и они темными, словно слепыми, окнами-глазами провожали идущих по улице людей.

Извозчика Пашка Заика отпустил, не доезжая до поселка, и дальше пошел пешком. Двигался быстро, не оглядываясь, видимо, уверенный в том, что за ним никто не следит. Только у калитки нужного ему дома остановился, осматриваясь по сторонам. Настороженно покрутил головой в разные стороны, напряженно вглядываясь в разорванную светом редких фонарей темень длинной, заросшей травой улицы. Потоптался на одном месте, словно не решаясь войти, потом толкнул калитку и пошел к дому. Повозился у двери, шаря по карманам, будто бы в поисках ключа, негромко постучал три раза. Дверь открыли быстро — упал неровный квадрат света на дощатое некрашеное крыльцо, Пашка шагнул внутрь, дверь захлопнулась, звякнув щеколдой.

Вскоре в одном из окон дома затеплился слабый огонек, едва видимый за скрывающей дом зеленью густого сада.

Выждав несколько минут, Шкуратов тихо просвистел условный сигнал. Ответили, и из кустов, растущих недалеко от дома, в котором только что скрылся Заика, вышла темная фигура. Быстро приблизилась, и Гена узнал Саранцева.

— Приехали? — вместо приветствия спросил тот. — Все совпало. Этот дом и мальчик показал. Да, — сдерживая волнение, приглушил голос Саранцев, — Антоний только что пришел! Здесь!

— Ну, все! — Шкуратов достал наган, подтянул потуже ремень на брюках. — Брать надо!

— Пожалуй, — согласился Саранцев, — дом окружен, не уйдут. Потом засаду оставим, если кто заявится еще. Давайте за мной, только тихо…

Крадучись, пошли вдоль забора, стараясь не оступиться в канаву; чтобы не стукнуть калиткой, пролезли в загодя сделанный в штакетнике изгороди пролом, направились к дому.