Юность воина - Марик Лернер

— Я думаю, вы легко обнаружите целую толпу на севере. Не стану вмешиваться, если они принесут присягу сюзерену и будут честно платить налоги на общих основаниях.

— Это будут мои люди!

— И мои деньги! Кстати, и сталью они обязаны служить мне. Для Храма у тебя хватает и своих.

Большинство мужчин-служителей были дети Дочерей Смерти. В род они не возвращались. Так и оставались при своем месте. Охрана и работники. А Сестры себя особо не стесняли в этих делах. Могли и специально забеременеть по каким-то своим соображениям. Еще один вариант передачи по наследству приобретенных качеств и способностей. Насколько это помогало и существовала ли некая иерархия внутри Храма Трехликой, посторонним не докладывали. Как и в любом другом месте. Кое о чем можно было догадаться, но насколько верно, никто не знал. Храмы своих тайн обнародовать не любят. Болтающие о секретах редко заживаются в этом мире.

— Но жриц возле себя ты хочешь.

— О! Сколько угодно вариантов. От обычной оплаты до постоянного платежа.

Молодая женщина, стоящая с непроницаемым лицом за спиной у Верховной, нагнулась и что-то сказала в самое ухо.

— Скажем, доходы с Фосье, Шантийи и Пламера. Три Сестры и три деревни.

Ну да, отметила Джеки. Все они знают. И сумму тоже. Неплохие деньги оттуда идут. Знать точно сумму услуг заранее нельзя. Может выйти и так и эдак.

— Заметь, я не прошу Рогачев!

— Не сами деревни. Или выплаты за поселки, или лес под расчистку. Одно из двух.

— Как я могу сейчас говорить о переселенцах…

— Придется выбрать.

— Ты выросла, девочка, но стоит ли обижать меня?

— Ты назвала цену, я согласилась. В чем унижение?

— Надо же иметь возможность поплакаться и под это дело нечто стребовать?

— Ты шутишь? — изумилась Джеки.

— Надеюсь, с возрастом ты сообразишь, что и Верховная Жрица человек. Даже появишься без дела. Просто поболтать.

— Да я…

— Ладно-ладно, — отмахнулась та, — мы не в бою. Искусство торговаться заключается в том, чтобы соперник ушел довольным и в уверенности, что обжулил партнера. Лишь дураки думают, что цель — отобрать все. Кто с тобой будет иметь затем дело? Лучше взять немного и постоянно, чем один раз много. Поэтому купцы и молятся Великому Обманщику и Плуту.

— Мы не купцы!

— Брось, основное твое занятие в ближайшем будущем — считать золото. Война требует три вещи: денег, людей и готовности драться. Почти всегда две последних зависят от первой. Иногда и клинки обнажать не приходится — подари мешок с империалами, и все враги оближут тебе ноги, а ворота неприступной крепости распахнут мгновенно. Империей правит золото. Про честь и долг забыли напрочь. Если ты таких вещей не понимаешь, ничто не поможет. Сковырнут с теплого места достаточно скоренько. Молчишь? Видимо, не безнадежна. Каждый человек имеет цену. И она не обязательно в деньгах выражается. Одному нужна женщина, другому земля, третьему знания или удовольствия. Купить можно любого.

— Ты не веришь в честь? Все кругом предатели?

— Какая преданность от сидящего на цепи? Поводок должен быть свободным. Оставляй людям иллюзию свободы.

Джеки непроизвольно глянула на молчаливо присутствующих Сестер.

— Храм — это другая ситуация, — прекрасно поняла слепая. — Наши обеты, кроме всего прочего, делают нас равными в основном — подняться до моего места сможет любая.

— В теории.

— Конечно, — легко согласилась Верховная Жрица. — Будучи нескромной, а главе Храма и нельзя иначе, я могу уверенно заявить: таких, как я, в мире очень немного.

— Все мы единственные в своем роде.

— Это уже не дерзость простительная, а натуральная глупость, — поморщилась слепая. — Кто мало знает, лучше бы выслушал, прежде чем делать выводы. Скоропалительная реакция до добра не доводит.

— Я прошу прощения.

— Слышу в голосе смирение, а не раздражение. Все-таки я права, и ты не безнадежна. Ты пытаешься слушать и понять собеседника. А порывистость пройдет с возрастом. Мне ведь даже не надо кости бросать и руны проверять. Я столько разных людишек, людей и человеков повидала… Ладно. Оставим это. Я хочу сказать, что магов, специализирующихся в некой отдельной отрасли, достаточно много. Универсальных, которым подвластно все, — единицы. Их имена могут быть и неизвестны обычным людям.

— То есть ты — один из немногих живущих в мире гениев?

— Теперь в голосе присутствует некое сомнение. К сожалению, должна признаться, случайно обоснованное. Я всего-навсего гений в одной области…

— Какой?

— А вот Ацела, — Верховная Жрица проигнорировала вопрос, показав себе за спину — универсальный. Она может почти все. И я отдаю ее тебе.

— Спасибо, — растерянно сказала Джеки. Она впервые не знала, как реагировать.

— Когда-нибудь она заменит меня.

Женщина шевельнулась за спиной. Ей, похоже, не понравилась идея.

— Не сегодня, не завтра. Я еще поживу. Так что уж помни. Я тебе друг, а она — следующая Верховная, и постарайся не строить из себя нанимательницу, коей обязаны за деньги. Я ведь ничего ужасного не требую?

— Нет.

— Даже принести мне голову Императора, — она хихикнула, — многие бы согласились в качестве ответной любезности. Я не стану требовать лишнего. Просто помни — Абсолютного Знания и Истины не существует. Учиться приходится всю жизнь, и ошибки непременно будут. Слушай людей. Они должны всегда иметь право возразить и высказать личное мнение. Пока идет совещание. А вот потом — исполнять без раздумий!

Деревня Чужаки возникла неожиданно.

Обычно перед деревней начиналась полоса расчищенной земли. Люди — твари ленивые и первым делом сводят деревья вблизи жилищ. Даже если и опасности поблизости никакой. Здесь, далеко от властей и в глухом лесу, случалось неоднократно всякое. И медведь забредает без спроса, и лихие люди выскочат нежданно. Так что практически всегда и частокол присутствует, и мешающий обзору кустарник с не только старыми, но и новыми деревьями постоянно пропалывают.

— Беспечно живут, — буркнул Олаф, ни к кому не обращаясь.

— Так это же переселенцы, — ответил ему брат, — бараны неученые.

— Ты тоже так думаешь? — спросил Энунд.

— За пяток лет могли бы и пошевелиться, — нехотя вступил в разговор Блор.

Он предпочитал лишний раз рта не открывать. Не хотелось попасть впросак, как по первости. Уж больно нагло говорили крестьяне с главным ловчим. Так и тянуло съездить по харе, чтобы знали свое место. Энунд не позволил. Вопреки своему простецкому виду, оказался достаточно разумным, чтобы не просто приказать, а объяснить, почему нельзя как хочется всласть отстегать деревенщину, позволяющую себе не кланяться.