Место для нас - Хэрриет Эванс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Ради бога, прекрати себя жалеть. Будешь себя жалеть, когда домой вернешься. Тогда и поплачешь. Тогда и решишь, как быть со своей жизнью».
В это мгновение в почву ее раздумий упало зерно и проросло, и она поняла, что это – единственное решение для всего, всего на свете. Но Джиму она ничего не сказала, хотя тот пытливо смотрел на нее.
– Со мной все в порядке, – сказал Джим. – На самом деле она несколько лет… В общем, теперь я смогу зажить своей жизнью. Оставлю прошлое позади. – Он кашлянул. – Понимаешь, о чем я?
Они долго смотрели друг на друга.
– Да, – сказала Флоренс. – Наверное, понимаю.
– Все изменилось, – сказал Джим и подсел ближе к Флоренс.
Флоренс отодвинулась так резко, что повалила на пол табурет. Джим поднял табурет и повернулся к ней. Флоренс смотрела на него и понимала, что ни к чему такому не готова. По крайней мере, не сейчас. А может быть, и никогда.
Милый Джим.
С жутким усилием Флоренс нацепила на лицо улыбку.
– Давай сменим тему. Хочу спросить – как тебе Талита Лиф? Я слышала от кое-кого в научном мире, что она встречалась с Дэвидом Старки, а потом уж вцепилась в Питера. Ты с ней раньше не пересекался?
Джим немного помолчал, а потом заразительно расхохотался. Флоренс была рада, что ей удалось развеселить его и оставить все прочее позади. Наконец она могла посплетничать, поболтать о ком-то еще. А когда вернется во Флоренцию, сделает следующий шаг, последний. Но не сегодня.
С тех пор как они вернулись в Париж, Люк то и дело спрашивал, когда же они снова поедут к Левше, когда снова отправятся в Англию. Он по-прежнему плакал, когда она оставляла его в яслях, – не привык за пять месяцев. Люку исполнилось четыре года, он стал непослушным – притом что в два и в три года, в возрасте, который считается самым трудным, был милым и добрым мальчиком.
Кэт взяла себя в руки, набралась мужества и попыталась связаться с Оливье. Спросила, могут ли они с Люком навестить его в Марселе. Теперь, когда она окрепла духом, быть может, настало время немного ослабить поводья и позволить Люку познакомиться с отцом – хотя изо всех сил этому противилась.
Но Оливье просто испарился. Кэт отправила ему несколько мейлов, даже звонила ему, переборов страх. Все без толку. Сходила в бар «Георг» и навела справки у Дидье. Ей сообщили, что Оливье вроде бы уехал из Марселя и теперь живет на острове Реюньон. Его новая подружка, хозяйка джаз-клуба в городе Сен-Дени, предложила Оливье постоянную работу. Дидье угостил Кэт кофе-кортадо, и она сидела за стойкой, дрожа от гнева и облегчения. Благодатного, сладкого облегчения при мысли о том, что Оливье перестал быть проблемой, что чувства вины и тревоги, мучившие ее, словно чудища из детских страшных снов, уже не выскочат из-под кровати и не утащат ее сына.
С Рождества Люк вырос почти на фут и стал слишком велик для маленькой квартирки с запутанной планировкой. Он начал грубить и вообще вел себя так плохо, что мадам Пулен отказывалась за ним присматривать. Отказалась даже тогда, когда Кэт нужно было сходить к врачу с распухшим пальцем на ноге. Две недели назад она поскользнулась на мокром булыжнике, огибая группу итальянских школьников у Нотр-Дама, и повредила палец. Тот ужасно раздулся и покраснел – как мультяшная травма в книжке про Астерикса. Кэт не могла заснуть, в пальце стреляло и горело. Она еще и Люка будила вскрикиваниями.
– Не стану я смотреть за этим ребенком! Плохой мальчишка. Он рисует отвратительных тварей.
– Знаю… Я прошу прощения.
Дракон, нарисованный на стене ванной комнаты зеленой ручкой, никак не отмывался, хотя всю последнюю неделю Кэт по два раза в день пыталась его отскрести.
– И еще он грубо меня обзывает.
Кэт, стоя на пороге, скрестила руки.
– Как?
Мадам Пулен потрясла кулаком.
– Троглодитом! Он говорит… – Она прокашлялась. – Говорит, что этому слову его научил прадедушка. Просто отвратительно – приписывать ложь твоему дорогому, недавно почившему дедушке.
У Кэт затряслись плечи. С ней такое случалось, когда она не знала, смеяться или плакать.
– Мне очень стыдно. Простите… Пожалуйста, если бы вы только согласились…
Но мадам Пулен отказалась наотрез, и Кэт пришлось взять Люка с собой. Они шли по мосту к бульвару Сен-Жермен. Люк визжал и кричал:
– Нет! Не тащи меня!
Кэт, прихрамывая, шла по улице. Больной палец был забинтован, а на ногу надет карикатурный пластиковый сапожок. Кэт снова оступилась на мостовой и чуть не налетела на опрятно одетого старика.
– Excusez moi, Monsieur[109].
Старик обернулся.
– Ничего страшного, – произнес он голосом столь похожим на голос Левши, что Кэт вздрогнула от неожиданности. – Не извиняйтесь. Тут ужасно скользко.
Кэт пошла своей дорогой дальше, стараясь не плакать. Дождь лил все сильнее. Интересно, откуда этот старик узнал, что она англичанка? Что она нездешняя?
Кэт сильнее, чем когда-либо, ощущала себя чужой.
– Люк, пожалуйста, убери свои ручки и помоги мне разложить стол!
– Не могу я, не могу, – ответил Люк. – Я должен дорисовать… Груффало… очень аккуратно. Это очень влажно.
– Важно. Потом его дорисуешь. После ужина.
– Просто чудовище, – произнесла мадам Пулен внутрь бокала с вермутом.
– Так и есть, – рассеянно отозвалась Кэт.
Сквозь маленькую щелочку в запотевшем окне кухни проникала струйка дождя. Вонь от раковины и мусорного ведра била в ноздри Кэт. Сломанный палец болел просто адски. Теперь она не сомневалась, что совершила ошибку, сходив к врачу. Большой палец так туго прибинтовали к соседнему, что теперь боль пульсировала уже не только в пальце, но и во всей ноге.
Внезапно мадам Пулен заорала на Люка:
– Убери свои цацки! Немедленно! Это мой дом, мои правила, грязный ты, несносный мальчишка!
– Мадам Пулен… – проговорила Кэт устало.
– Нет! – прокричал Люк, схватил свои фломастеры, сжал в кулачке и швырнул в мадам Пулен. – Ненавижу тебя! Ненавижу! И жить тут ненавижу! Ты жуткая, ты нас тут в плену держишь, как ведьма. Отпусти маман! Надеюсь, ты превратишься в птицу, улетишь и наткнешься на электрический столб, и зззззззз! Ты сгоришь и сдохнешь, вот жуть будет!
Кэт, окаменев от ужаса, смотрела на происходящее. Люк схватил фломастер, лежавший ближе остальных, ядовито-зеленый, и побежал к белой стене. В это мгновение зазвонил мобильный телефон Кэт. Она вздрогнула, бросилась к сыну, схватила его под мышки.
– Люк! Нет! Нельзя!
Кэт выхватила фломастер и шлепнула Люка по руке, понимая, что действует беспомощно и жалко. Люк посмотрел на нее чуть ли не насмешливо. Снова зазвонил телефон, и Кэт в ярости сбросила его со стола.