Вольф Мессинг - Борис Соколов

Доверенным лицом Мессинга могла быть прежде всего его ассистентка Валентина Иосифовна Ивановская, ныне покойная. Однако никакого богатства за ней и ее близкими не замечалось. А ведь она дожила до эпохи рыночных реформ, когда появилась возможность реализовать имевшиеся капиталы. И если слухи о сокрытых богатствах Мессинга соответствуют истине, то у великого телепата должно было быть какое-то доверенное лицо (или лица), до сих пор не попавшее в поле зрения биографов Мессинга, а также тех его друзей и знакомых, которые оставили о нем воспоминания. Подобное предположение представляется вполне правомерным, поскольку биография Мессинга до сих пор известна весьма фрагментарно и сколько-нибудь полный круг его друзей и знакомых не определен.

То, что наследством Мессинга государство после его смерти интересовалось весьма плотно, свидетельствует и Наталья Михайловна Хвастунова. Она рассказала мне, как ее вызывали на Лубянку и допытывались о судьбе наследства Мессинга и особенно его бриллиантов: «Один раз он позвал меня в папин кабинет, где расположился. На шее у него была ладанка, он достал из нее мешочек, а из мешочка — огромный бриллиант, величиной с лесной орех. Через десять лет этот случай имел продолжение… В конце 1974-го или в начале 1975 года, когда я работала младшим редактором в журнале “В мире книг”, меня вызвали на Лубянку и допрашивали по поводу наследства Мессинга. Я рассказала про бриллиант, который видела тогда на даче. Я поняла, что после смерти Мессинга не осталось ни денег, ни драгоценностей. Поскольку наследников не было, государство рассчитывало все прибрать к своим рукам. И мой следователь явно не знал, куда все делось.

У нас в редакции работала младшим редактором Марина Подгорская, родственница ведущей Мессинга Валентины Ивановской. Ее тоже вызвали в тот день на Лубянку, и ее допрашивал другой следователь. Я об этом не знала. Нас обеих продержали до вечера, а потом устроили между нами очную ставку. Марину довели до истерики, до слез. Нас обеих трясло. Но обошлось».

Эгмонт Месин-Поляков вспоминал, что у Мессинга «был сундучок, сработанный из дерева и кожи. Когда я был маленький, то мог на него прилечь. В нем помещались все нужные ему вещи, он сопровождал Вольфа Григорьевича до последних дней его жизни. После смерти Мессинга сундучок остался у его соседки…

У него был любимый портсигар. Были замечательные золотые часы Omega — такие же, какие он Косте Ковалеву подарил во время его приезда в Новосибирск. Еще он очень любил курить, и у него были трубка и табак. Причем, если я не ошибаюсь, трубку ему подарил Сталин. И он с большим удовольствием затягивался… У меня сохранилась зажигалка, которую Вольф мне подарил через много лет, когда я уже был взрослым и сам курил. Бензиновая, с мелодией “Давай закурим, товарищ, по одной”…».

Эгмонт Львович также отрицал, что после смерти Мессинга остался миллион рублей: «Насколько мне известно, его состояние было более скромным, хотя внушительным — после смерти на его книжке осталось около 100 тысяч рублей. Много всяких странностей произошло с его вещами, когда Вольфа не стало. Некоторые бесследно пропали. То, что я смог забрать и сохранить — это фотографии, фильм о передаче Косте Ковалеву самолета, построенного в Новосибирске на его деньги, кое-что из грамот и переписки. Бумаги, которые говорят о том, что он вносил деньги за самолет. Кстати, не надо забывать, что он подарил два самолета, в том числе польскому летчику — Як-1 в 1944 году».

Эгмонт Львович настаивал, что слухи о богатстве Мессинга «сильно преувеличены. Да, Вольф Григорьевич постоянно перечислял деньги детскому дому в Ташкенте, сам купил себе двухкомнатную квартиру. После смерти на его счету оставался вовсе не миллион рублей, как принято считать, а сотня тысяч… (здесь они вполне сходятся с Лунгиной, только та считает в «старых» деньгах, а он — в «новых», пореформенных. — Б. С.). Этот человек был истинным тружеником — работал до последнего. И ничего не боялся — ни черта, ни Берии. Возможно, страх и появился в его душе, но только в последние дни жизни, уже перед операцией. Опасности, грозившие ему, он всегда предчувствовал и старался их попросту избегать…

В августе 1974 года я приехал к нему посоветоваться, ехать ли мне отдыхать — мое начальство было против. Он сказал, чтобы я не беспокоился и ехал. В эту встречу он предложил мне составить гороскоп. Но я, представьте, отказался. “Если я все буду знать наперед, мне, наверное, будет неинтересно жить”, — сказал я. Сейчас я жалею об этом. Но тогда я попросил Вольфа Григорьевича найти моего деда. Дело в том, что мой дед, георгиевский кавалер, при отступлении врангелевцев уехал за границу. Я знаю, что он был с Аркадием Аверченко в Стамбуле, потом уехал вроде бы в Париж. Бабушка, его жена, вела с ним переписку до 30-х годов, потом связь прервалась. Мессинг мне обещал, что после операции, которая ему предстояла, он в состоянии каталепсии все узнает…

Но Мессинг не вышел из больницы. Умер из-за пустяка — видимо, отказал аппарат искусственного дыхания. Я плакал, когда он умер. Но все-таки он исполнил свое обещание, какой бы мистикой это ни казалось. Прошло тридцать лет, я в очередной раз пришел на Востряковское кладбище, где он похоронен. Пригласил кантора отпеть, навел порядок, поставил свечку, стою, и так мне стало печально. “Вольф Григорьевич, — говорю, — всем все вы предсказали, а насчет деда моего не подсказали”. Дня через два я оказался в Ленинской библиотеке, в которой не был уже очень давно. Там в киосках продавали книги, и я подошел полюбопытствовать. И вдруг вижу — лежат три черных тома: “Незабытые могилы. Русское зарубежье”. Я открываю один и нахожу сообщение о своем деде. Он умер 31 декабря 1974 года в госпитале Святого Иосифа в Париже, похоронен на кладбище Сен-Женевьев-де-Буа. После я был в Париже, нашел могилу, заплатил за аренду места на 15 лет вперед, побывал там, где дед жил и умер…».

Насчет объема оставшихся после Мессинга денежных сумм судить, как мы уже говорили, трудно. Утверждение же Месин-Полякова, будто Мессинг предлагал ему составить гороскоп, кажется невероятным. Не только сам Мессинг, но и ни один другой мемуарист ничего не говорят о том, что великий телепат занимался астрологией. Напротив, Вольф Григорьевич всячески подчеркивал научную основу своего дара, а астрология давно уже была не только в СССР, но и во всем мире занесена в разряд лженаук.

Эпизод же с «посмертной» подсказкой Мессинга либо является вымыслом, либо передает реальное убеждение Эгмонта Львовича в том, что именно посещение могилы Мессинга помогло обнаружить ему данные о дате смерти и могиле своего предка в многотомнике «Незабытые могилы». Однако и без визита на могилу Мессинга этот многотомник должен был попасться на глаза Эдгара Львовича, который таким образом выяснил бы судьбу своего деда, который, кстати сказать, умер всего лишь через 53 дня после кончины Мессинга. И непонятно, почему же тогда Мессинг все-таки не сказал Месин-Полякову, что его дед жив.

Если какие-то таинственные богатства у Мессинга все же были, то в конце концов они могли оказаться в Израиле. Лунгина вспоминала: «Как-то Вольф Григорьевич перечитывал письмо, ранее полученное им из Израиля. Пересказал нам его содержание — о тамошней жизни. Как раз наступил рубеж 70-х годов, и уже первые ручейки еврейского Исхода потекли из советской России.