Чудесный переплет. Часть 1 - Оксана Малиновская

Итак, проведём небольшие прикидочные маркетинговые исследования–вычисления. Все отдыхающие — местные жители и туристы из разных уголков России, значит, песня обязательно должна быть на русском языке. Детей сразу отметаем. На празднике присутствуют порядка ста человек, из них шестьдесят — мужчины, значит, моя песня должна быть ориентирована прежде всего на мужчин. С возрастом мужчин проблема, поскольку разброс очень велик, и всё же две трети из них я бы причислила к группе «кому за тридцать», значит, песня должна быть не слишком молодёжной и современной и, разумеется, это должен быть хит. Что делать с оставшимися слушателями, не вошедшими в мою фокус–группу? Необходимо постараться и привлечь хотя бы часть из них. Они — сорок девушек и женщин от двенадцати и старше плюс двадцать юношей. Что может заинтересовать их? Можно попробовать привлечь молодёжь. Мне самой ещё нет тридцати, и я женщина, поэтому должна знать, чем меня можно подкупить. Я задумалась. В памяти промелькнули лица студенческих друзей, скучные лекции и шумные вечеринки после занятий, дома, в общежитии… а ещё на природе, у костра, с неизменной спутницей гитарой в руках…

Йес! Это должно быть что–то, что поют в компании под гитару, что–то душевное и волнующее. Таких песен не так уж много, и практически каждая из них — своеобразный хит. Я снова задумалась. Удастся ли подобрать песню, которая бы отвечала всем перечисленным ранее критериям? Если подберу — я победила. Мне нужно лишь немного удачи… удачи… у–да–чи… Последнее слово плотно засело в моих мыслях и напрочь отказывалось их покидать, как будто интуиция подталкивала меня к принятию какого–то, известного пока только ей, решения. Ну, давай же, думай, башка, думай, чепчик куплю! У–да–ча… у–да–ча… песня про удачу? В какой песне, исполняемой в том числе под гитару, есть слова про удачу?

И вдруг словно солнышко вырвалось из плена туч и, хитро улыбаясь, протянуло мне лучик надежды, лучик, озаривший мягким, тёплым светом подсознание и указавший на песню, зарытую в нём где–то очень глубоко и терпеливо ожидавшую своего часа. Сердце торжествующе забилось, тело охватила лёгкая дрожь волнения и предвкушения. Ну конечно! Как же я раньше не догадалась! Я легонько шлёпнула себя ладонью по лбу. У этой песни очень проникновенные слова, и всё, что от меня требовалось для завоевания сердец слушателей, — вложить в них душу, заставить людей почувствовать, что пою о них, об их судьбе, заставить пережить все те эмоции, которые переживаю сама. Если уж она не вырвет мне победы, то, значит, я ничего не смыслю в маркетинге, и гоните меня прочь из бизнеса… на пенсию.

Тем временем Хорида закончила выступление, и публика с готовностью, но не слишком бурно ей зааплодировала под бульканье бутылок и хруст чипсов. Девушка обвела зрителей неудовлетворённым взглядом и, поклонившись, с важным видом покинула сцену, что–то бормоча себе под нос… как пить дать матюгалась.

Со спокойной улыбкой я окинула взглядом притихших зрителей, выжидающе в меня всматривавшихся, и, вытянув вперёд руку ладонью вверх, твёрдым голосом скомандовала:

— Гитару!

Не знаю, на чём базировалась уверенность в том, что получу желаемое, но не прошло и минуты, как справа от меня толпа чуть заметно задвигалась, замелькали над головами руки, передававшие её, красавицу, старую, с облупившимся лаком, гитару. Рядом со мной, будто из–под земли, возник заботливо поставленный кем–то стул. Я взяла в руки гитару и села, устраиваясь поудобней. Проверив настройку и убедившись, что всё в порядке, я обратила своё лицо к зрителям и, улыбнувшись, просто и тепло сказала:

— Знаете, я не особо–то певица, но мне очень нравится песня, которую собираюсь исполнить… Уверена, что многие из вас знают слова, и я совсем не буду возражать, если вы мне поможете.

Я снова улыбнулась. Толпа оживлённо зашумела. Отрицательно покачав головой, я отстранила рукой заботливо поднесённый к моему рту микрофон: если хотите, чтобы вас услышали — а это именно то, чего я собиралась добиться, — ни в коем случае нельзя кричать. Легко пробежав пальцами по податливым струнам, я заиграла, заиграла мелодию песни, как говорится, всех времён и народов, песни, которая при грамотном исполнении может оставить равнодушным разве что глухого, песни Окуджавы и Шварца из кинофильма «Белое солнце пустыни». Я представила, что пою о себе, и негромко, очень проникновенно запела:

Ваше благородие, госпожа Разлука,

Мы с тобой друзья давно — вот какая штука.

Письмецо в конверте погоди — не рви…

Не везёт мне в смерти, повезёт в любви.

Письмецо в конверте погоди — не рви…

Не везёт мне в смерти, повезёт в любви.

.

Ваше благородие, госпожа Удача,

Для кого ты добрая, а кому иначе.

Девять граммов в сердце постой — не зови.

Не везёт мне в смерти, повезёт в любви.

Девять граммов в сердце постой — не зови.

Не везёт мне в смерти, повезёт в любви…

При первых же словах песни шум стих, казалось, будто на телевизионном пульте нажали кнопку «mute», полностью лишив звука существующую реальность: ни шёпота людей, ни беспорядочного щебетания птиц, ни надоедливого жужжания насекомых, ни шелеста листвы на ветру, ни самого ветра. Всё вокруг замерло во внимании, стараясь не упустить ни единого звука гитары, ни единой интонации моего голоса, ни единого слова… Погружённая в переживания своего героя, я не замечала ничего, что происходило рядом со мной, ничего, что происходило со мной… а ведь я уже почти плакала, вжившись в роль.

И вдруг мне почудилось, будто звук снова включили. Что это? Неужели я не смогла удержать внимание слушателей?! Продолжая петь, я отчаянно прислушивалась к тому, другому звуку, нарастающему медленно, но верно; звуку, который вскоре сравнялся по силе с моим голосом, но не забил его, а старательно слился с ним воедино, при этом отдавая безоговорочное первенство мне; звуку, от которого по щекам побежали горячие слёзы, придавшие голосу ещё более волнующее звучание… звуку пения толпы…

Я сделала это… сделала… Слёзы катились по щекам, нахлынувшие с неистовой силой эмоции сдавили горло — я не могла больше петь… Рука застыла на струнах, голос сорвался на полуслове, и я замолчала…

Как будто не замечая отсутствия лидера, люди продолжали петь, петь вместо меня, петь за меня, стараясь изо всех сил… Милые вы мои, спасибо вам за поддержку! Я… я не подведу… я… я просто… не имею права… вас подвести!

С неимоверным трудом пересилив себя, я проглотила сдавивший горло комок, смахнула ладонью слёзы и, снова ударив по струнам, присоединилась к поющим:

Ваше благородие, госпожа Победа,

Значит, моя песенка до конца не спета!

Перестаньте, черти, клясться на крови…

Не везёт мне в смерти, повезёт в любви.

Перестаньте, черти, клясться на крови…

Не везёт мне в смерти, повезёт в любви.

Мы допели песню до конца и замолчали одновременно — моя гитара, я и слушатели. На несколько мгновений воцарилась мёртвая тишина, и вдруг взрыв аплодисментов и восторженных криков потряс окрестности, застав меня врасплох и заставив вздрогнуть от неожиданности. Толпа ринулась ко мне, подхватила меня на руки и начала подбрасывать в воздух, чьи–то заботливые руки предусмотрительно забрали гитару. Всё случилось так быстро — я даже не успела испугаться, осознание происходящего и страх пришли позднее, где–то на третьем подлёте в воздух. Мои мысли спорили между собой, не обращая на хозяйку ни малейшего внимания: