Ее андалузский друг - Александр Содерберг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Не сводя глаз с огромного русского, София сказал Йенсу:
— Я хочу, чтобы ты попросил его кое о чем.
Карлос задыхался. Он прибежал, как только Гектор позвонил ему. Теперь он стоял в ванной комнате в квартире Гектора и смотрел на труп Леффе Рюдбека, засунутый в ванну.
— Твоя задача разрезать его на части и увезти к себе в ресторан, а там смолоть в мясорубке.
Карлос зажал рукой рот, сдерживая рвотную реакцию. Позади него появился Арон с двумя пакетами в руках, протиснулся мимо и расстелил на полу ванной полотенце. Затем он вынул из пакетов две пилы разного размера и выложил на полотенце. Далее он извлек резиновые перчатки, полиэтиленовый передник, шапочку для душа, уксус, секатор, рулон пакетов для мусора, циркулярную пилу с только что заряженным аккумулятором, защитные очки, маску, порошок хлора, белое пластмассовое ведро и топорик с резиновой ручкой. Последним Арон вынул ароматизатор с ванильным ароматом, снял с него упаковку и повесил под душем.
— Начинай, пока он не завонял.
Карлос замялся, потом наклонился, достал передник, шапочку и перчатки и стал медленно натягивать их на себя. Арон достал из кармана складной нож и раскрыл его. Черная рифленая рукоятка и короткое лезвие из закаленной стали.
— Он очень острый, — проговорил он и протянул нож Карлосу. — Блевать в туалет, а не в ведро, — добавил он, когда они с Гектором вышли из ванной.
Карлос замер в звенящей тишине ванной, не сводя глаз с трупа Леффе Рюдбека. Сделав несколько вздохов, он присел на край ванны, взял правую руку трупа — она была холодная. Приложив острие ножа к мизинцу Рюдбека, он слегка нажал. Палец поддался, чуть отскочил и ударился о край ванны. Из раны потекла густая мертвая кровь. Карлос проделал то же самое с большим пальцем. Когда он приспособился, дело пошло быстро. Затем он взялся за левую руку.
Гектор сидел с газетой на диване, Арон — в кресле. Они слышали, как Карлос проверяет в ванной пилу, как подросток пробует завести новый мопед. Затем — звук пилы, продирающейся через что-то толстое — пила на мгновение завязла, стихла, но тут же загудела снова. Потом пила затихла; слышно было, как Карлос всхлипывает и блюет в унитаз. За этими звуками снова последовало жужжание пилы.
Время шло, Гектор читал, Арон смотрел в одну точку. Внезапно на лестнице, ведущий вниз, в контору, послышались шаги. Арон поднялся, достал оружие. Шаги приближались медленно, но легко.
На лестнице показалась женщина лет пятидесяти. Она посмотрела на Гектора, перевела взгляд на Арона и его пистолет.
— Ты можешь это убрать, — проговорила она.
Арон опустил пистолет, но продолжал держать его в руке.
— Прошу прощения, — проговорила женщина, — но вы ни за что не впустили бы меня, если бы я позвонила в дверь, так что мне пришлось войти со стороны конторы.
Гунилла приложила к уху палец. Через стену доносилось завывание пилы.
— Ремонт делаете?
Она прислушалась.
— Или распиливаете в ванной труп Леффе Рюдбека?
Арон снова поднял оружие, но на женщину это не произвело никакого впечатления. Она достала свое удостоверение.
— Я из полиции. Меня зовут Гунилла Страндберг, и убери, пожалуйста, пистолет — мои коллеги знают, что я пошла сюда.
Арон заколебался, подошел к окну, выглянул, посмотрел вниз, но никого не увидел.
— Нет, там никого нет, я пришла одна. Мне нужно поговорить с вами, но есть люди, которые знают, что я здесь. Так что, если со мной что-то случится, то… — Гунилла сделала жест рукой. — Сами понимаете… — Посмотрела на Гектора. — Я просто хотела поговорить, — негромко повторила она.
Тот свернул газету, указал на диван.
Женщина уселась. Из ванной продолжали доноситься звуки топора, разрубающего кости и мясо, и завывание пилы. Гектор рассматривал Гуниллу.
— Мы незнакомы? — спросил он.
— Я знаю тебя, Гектор Гусман. А ты меня — нет.
Гектор и Арон ждали продолжения.
— И вам, наверное, хотелось бы узнать, зачем я здесь? — проговорила Гунилла, не сводя глаз с Гектора. — Видимо, из чистого любопытства, — добавила она.
Слышно было, как Карлоса вывернуло. На этот раз он вскрикнул и закашлялся.
Гунилла подождала, пока Карлос закончит.
— Меня интересует, сколько денег вы заработали, шантажируя Сванте Карльгрена, а также на ваших делах с Альфонсо Рамиресом, который, насколько мне известно, сейчас в городе. Хотя бы примерно, навскидку?
Гектор изучал ее.
— Чего ты хочешь? — спросил он.
Гунилла сделала вопросительное лицо.
— Я вижу по тебе, что ты чего-то хочешь, — продолжал он. — Может быть, ответов? Вы, полицейские, более всего на свете любите ответы, не так ли?
— Нет, ответы у меня уже есть. И они меня совершенно не интересуют.
Гектор бросил взгляд на Арона, который, в свою очередь, перевел взгляд на Гуниллу.
— Так чего же ты хочешь? — спросил Гектор.
— Я хочу того, что есть у тебя.
— Не понял.
— Сколько вы заработали на Рамиресе и Карльгрене? — снова спросила Гунилла.
Гектор не ответил.
— Я хочу получить свою долю, — проговорила женщина.
Теперь Гектор понял, о чем речь.
— В обмен на что?
— В обмен на то, что ты сможешь свободно работать, пока я в полиции.
Он так и не заплакал. Стиснув зубы, красил валиком стену. Заметки, рассуждения, стрелки… все связи. Все исчезло под толстым слоем краски.
Сара побывала у него дома, увидела стену и что-то поняла. Потом она связалась с Гуниллой. Ее убили. Скоро они убьют и его.
Разумеется, он все скопировал — на цифровую и аналоговую камеру. Два набора. Один находился в банковской ячейке. Второй — в спортивной сумке, стоявшей на полу. Ларс проверил свой пистолет — полный магазин, запасной в кармане. Пистолет он обычно носил в кобуре на поясе. Сейчас кобура была спрятана у него под курткой — ремни проходили по спине и плечам.
Ларс еще раз окинул взглядом свой кабинет. Стена стала белоснежной, как только что выпавший снег, комната убрана — в ней не осталось ничего, представлявшего для кого-либо интерес. Он поднял черную спортивную сумку, стоявшую на полу, взял ноутбук, аппарат для прослушивания — и покинул квартиру.
На улице Ларс направился к прокатной машине. Будь он чуть повнимательнее, наверняка заметил бы мужчину, сидевшего в машине в нескольких десятках метров от его подъезда. Но в этот момент Ларс вовсе не был внимателен — он отказался от таблеток и полностью сосредоточился теперь на своей душевной боли.