Тихая сатана. Кража. Сенсаций не будет - Владимир Фёдорович Чванов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И Юру опять будто бы ударило… Как запросто он обращается с матерью! С этой минуты он возненавидел его и больше не убеждал себя, что это несправедливо.
Об этом он и думал сейчас, сидя на лавочке в окружении веселых, возбужденных встречей ребят. Вдруг все замолчали, Юра удивленно поднял голову и увидел, что по двору юной принцессой идет Наташа. Она была тоже загоревшая, какая–то особенно легкая, изящная. Юра восхищенно замер. Наташа нравилась ему. Ребята молчали несколько секунд, потом, когда она скрылась в подъезде, кто–то рассмеялся: ну прямо как кинозвезда.
– Говорят, у нее роман с каким–то летчиком был, – сказал Славка, самый старший – десятиклассник.
– А тебе откуда известно? – набросились на него.
– Да уж известно, – таинственно улыбнулся он.
– Конечно, вертела хвостом, – затараторил Толька по прозвищу Носатик. Ребята повернулись к нему. Все хотели узнать подробности Наташиной жизни, и Носатик стал воодушевленно рассказывать: «Она была пионервожатой в лагере, а рядом у них аэродром. Ее увидел один курсант. Ну и началось у них это…»
Юра не выдержал. Вся обида, которая лежала в эти минуты у него на сердце, вылилась наружу. И он закричал:
– Ты что, был там, кретин? Видел? Да она тебя не заметит, даже если будет глядеть на тебя в упор, насекомое, – орал он сам не свой.
Носатик позеленел от обиды и злости.
– Это я насекомое? Это меня не заметит? Да ты… – захлебнулся он от ярости. – Ты лучше на собственную мать посмотри!
Юра растерялся. Ребята испуганно замолчали. Носатик стушевался и убежал.
– Да брось, Юрка, слушать этого подонка, – сказал кто–то. Но Юра чувствовал, как слезы обиды выступают на глазах, и, чтобы скрыть их, встал и пошел к подъезду. Одним махом поднялся на третий этаж, постоял минуту, вытирая глаза, чтобы мать не заметила, и вдруг услышал за дверью музыку.
«Гости? – удивился он про себя. – В честь чего?» Гости у них бывали редко, только на праздники, сослуживцы матери. Он прислушался и понял – это работал телевизор. Кто же включил? Ответ явился сам собой – он. Юра открыл дверь, постоял у вешалки. Потом вошел в комнату: они сидели на диване и обнимались. Юра в ужасе отпрянул. Он не знал, что ему сейчас делать, как жить дальше, стал беспомощно озираться вокруг. Увидел на вешалке модный зеленый плащ Боровика и начал в бессильной ярости его комкать и рвать. Но плащ оставался невредимым – только ладони болели. Вдруг на пол что–то упало. Он нагнулся – тяжелая связка ключей.
– Разобью машину! – решил он. Тихо открыл дверь и выскочил из квартиры.
Он подбежал к автомобилю и начал судорожно перебирать ключи. Попробовал один – не подходит. Попробовал второй. «Зачем одному человеку столько ключей? Вот уж действительно собственник».
И вдруг услышал за спиной чей–то насмешливый голос:
– С покупкой! Конечно, надо бы обмыть.
Юра обернулся. Перед ним стоял Жестянников – сосед из корпуса напротив. Как слышал Юра – кинооператор.
– Какую покупку? – спросил Юра. – Что обмыть?
– «Жигули» обмыть, – улыбаясь, ответил Жестянников. – Поздравляю!
– Это не моя машина, – ответил Юра.
– А если не твоя – зачем лезешь? – уже грозно спросил Жестянников. – Зачем посягаешь на чужую собственность? Я не посмотрю, что ты сосед.
И Юра не выдержал страшного напряжения, расплакался и рассказал почти незнакомому человеку все: и про телевизор, про лето в городе, чужого мужчину в доме…
– Знаю я этого дядю, видел, – сказал Жестянников и тяжко вздохнул. – Эх, парень, – добавил он через минуту.
– Понимаю. Жаль тебя сердечно. Идем ко мне – отдышишься. А ключи отдай. Придешь в себя – верну. – И быстро поднялся с Юрой на седьмой этаж. Привел в комнату и сказал: «Смотри телевизор и успокаивайся». Шли показательные выступления по художественной гимнастике. Музыка играла тихо, приятно, и Юре показалось, что он заснул, а может быть, он заснул действительно.
– Ну, пришел в себя? – тронул его за плечо Жестянников.
– Прими ключи. Уже поздно. Иди домой и благодари судьбу, что я тебя вовремя остановил…
Когда Юра вернулся домой, они стояли у стола, видимо прощаясь. Быстро опустил ключи в карман плаща и, чувствуя себя совершенно разбитым, пошел на кухню, чтобы переждать, когда Боровик уйдет…
ГЛАВА 17
О том, что к Калугиным он поедет сам, Солдатов решил уже во время допроса Жестянникова. Не раз убеждался в том, что разговор с людьми в привычной для них обстановке иногда бывал полезнее, чем в служебном кабинете. Снималась излишняя скованность, люди становились откровеннее, доверчивее. Одна только повестка о явке в уголовный розыск нередко выводила их из душевного равновесия. А по этому делу вопросы к Калугиным были деликатные.
Солдатов с интересом прошелся по двору. Двор как двор. У стены дома сваленный уголь. Площадка с хилыми саженцами. На покосившейся скамейке молодые женщины с детскими колясками. В стороне, у низенького забора детского сада, самодельные гаражи, раскрашенные в унылые на удивление цвета. Около них ребята играли в футбол.
«Да, безалаберно здесь люди живут, – подумал Солдатов, оглядывая обшарпанное убранство двора, – не по–хозяйски».
Зато в подъезде оказалось чисто. У дверей, словно напоказ, аккуратные резиновые коврики, матерчатые половики.
Он позвонил. Открыла дверь стройная молодая женщина с короткой прической, в темных брюках. Она была чуть ниже Солдатова. Не зная ее, он догадался сразу: Калугина.
«Вкус у вас, Боровик, определенно есть», – одобрительно подумал Солдатов.
– Здравствуйте, Екатерина Николаевна!
– Здравствуйте. А вы? Вы из школы? – вопросом ответила она и посторонилась, пропуская Солдатова в квартиру.
– Нет. Я из уголовного розыска, – представился он.
– Боже! – Калугина прижала ладони к побледневшему лицу, – что–нибудь с Юрой?
– С ним все в порядке, – успокоил ее Солдатов. – Мне надо бы с вами поговорить.
– Со мной? Пожалуйста. Проходите.
Он повесил плащ и, взглянув в зеркало, пригладил волосы.
– Понимаю, –