Добрые люди - Артуро Перес-Реверте

Однако, чтобы взяться за описание дуэли между доном Педро и Коэтлегоном, мне предстояло уточнить одну первостепенную вещь, а именно: способен ли физически здоровый мужчина шестидесяти двух – шестидесяти трех лет – не нынешний, а из последней трети восемнадцатого века – сразиться на шпагах с молодым противником. Понимая причины, побудившие адмирала отказаться от пистолета как орудия дуэли – в самом деле, в неверном свете зари зрение шестидесятилетнего человека может стать причиной смертельной ошибки, – следовало проверить, как будет чувствовать себя человек этого возраста со шпагой или кинжалом в руке. В этой связи я обратился к моему доброму другу, писателю, журналисту и опытному фехтовальщику Хасинто Антону и попросил его помочь мне сдуть пыль с моих ржавых клинков – вот уже двадцать пять лет я не переступал порога фехтовального зала – и помериться силами. Точнее сказать, измерить возможности адмирала Сарате. Потому что я собирался наделить моего героя своими собственными силами.

Хасинто разбил меня в пух и прах. Восемь батманов в первых же атаках! Все это происходило в галерее маэстро Хесуса Эсперансы, расположенной в точности позади Королевской академии. Придя после подобного вступления к неутешительному выводу, что атака мне не по зубам, поскольку разница в возрасте мигом все расставила по местам, я решил занять классическую оборонительную позицию, то есть отражать атаки, а не атаковать противника самому. Дальше дело пошло лучше, я более-менее владел ситуацией, почти не рисковал и уставал гораздо меньше; в конце концов Хасинто, напористый и нервный, как всякий фехтовальщик в отличной форме, нанес пару не слишком удачных ударов, которые, вероятно, дорого стоили бы Коэтлегону в поединке чести. Поэтому я снял маску, весьма довольный собой. Практика показала, что возможности адмирала в сравнении с более юным противником были вполне удовлетворительны.

Хасинто принадлежал к исключительной породе: преданный друг, бывалый путешественник, начитанный и образованный. Его природная доброта, оттененная благородной отвагой – он специалист по авантюристам и искателям приключений от Лоуренса Аравийского до Руперта де Хенцау и прочих знаменитых книжных драчунов, – могли бы отлично послужить для образа дона Эрмохенеса. С фехтовальной маской в одной руке и рапирой в другой он осведомился, доволен ли я. Лицо его было покрыто капельками пота.

– Еще как, – ответил я. – Ведь я жив!

– Если твой персонаж собирается выйти из поединка живым и невредимым, он должен выбрать оборонительную тактику, – сообщил он. – В твоем возрасте, нападая, человек быстро теряет силы и выдыхается.

Я был полностью с ним согласен, поскольку только что убедился в этом на личном опыте.

– Ты прав. На первых же минутах рука у меня так затекла, словно шпага была из свинца. – Я коснулся груди, скрытой нагрудником. – Своими последними батманами ты меня буквально изрешетил!

– Серьезно? А выглядишь ты неплохо! А что твой адмирал, тоже ничего себе?

– Более-менее. Учитывая преклонный возраст, можно сказать, что он отлично сохранился.

– Я бы предпочел пистолет, если он хороший стрелок.

– Думаю, стрелок он неплохой, но его беспокоило зрение. Утренний свет и все такое, сам понимаешь.

Хасинто согласно кивнул.

– Ладно, пусть будет так… А знаешь ли ты, что Бласко Ибаньес, писатель, участвовал в дуэли на пистолетах?

– Понятия не имел.

– Представь себе. В двадцатые годы. В двадцати пяти шагах и a outrance[82], как тогда говорили… Ты же наверняка в курсе, что Бласко был республиканец и как-то раз у него вышла размолвка с военным, закончившаяся дуэлью. Они сделали два выстрела, и соперник попал ему в живот, однако писателю повезло: пуля угадила в ремень. Тем все и кончилось.

Не снимая нагрудников, мы отправились умыться. Скрупулезного Хасинто в первую очередь интересовали технические подробности.

– Твой академик дрался на шпагах, клинках или рапирах?

– На шпагах, скорее всего. На тех тонких и легких шпагах, которые использовали в то время.

– Отлично… Значит, шпага. Шпага с гардой и треугольным сечением стала популярной на дуэлях чуть позже. По сути дела, это была рапира: восьмидесятисантиметровый клинок. Думаю, вполне сгодится для твоего адмирала… А чем закончилась эта дуэль?

Я улыбнулся, вытирая лицо салфеткой.

– Пока не решил.

– Да? В таком случае надеюсь, что он победит.

Я представил себе адмирала, худого и высокого, с рапирой в руке. На лугу раннем утром. И дона Эрмохенеса, печально взирающего на своего друга.

– Я тоже надеюсь, что все кончится хорошо.

Несмотря на то что сейчас всего только полдень и дело идет к обеду, дон Педро Сарате, который по сложившейся традиции платит из своего кошелька, хладнокровно и с черным юмором назвал этот обед «последним ужином». Вместе с доном Эрмохенесом и аббатом Брингасом адмирал занимает стол на нижнем этаже трактира «Алигр», расположенного в самом сердце Сент-Оноре: это помещение из двух залов, оформленных в стиле испанской таверны, которое, с одной стороны, предлагает публике богатый выбор французских блюд – виднеются прилавки с сырами и ветчиной, судки с горчицей, сосиски, подвешенные гирляндами чуть ли не с художественной изысканностью, – с другой – изысканный ресторан, рассчитанный на публику, которая может позволить себе платить по двенадцать франков с человека. Но это особенный день, и трое участников застолья не ведают, сколько еще дней осталось в запасе у адмирала. Меню, которому они отдают предпочтение – сдобренное бутылочкой шамбертена и лафита, – соответствует обстоятельствам: паштет из пулярки с трюфелями Ле-Саж, форель из Женевского озера, рыжая куропатка по-керсийски и страсбургские сосиски – последние аббат Брингас нахваливает особенно рьяно, поскольку, как он утверждает, они предотвращают цингу, очищают кровь и оздоровляют гуморы.

– В семь часов утра, за площадью Звезды, в двухстах шагах от кофейни, расположенной в конце Елисейских полей, – сообщает дон Эрмохенес. – Коэтлегон с секундантом прибудут в фиакре, взятом напрокат, а мы выедем им навстречу в своем экипаже.

– Заметьте: у каждого противника будет двое секундантов, – уточняет адмирал.

– Да-да, разумеется: с вашей стороны – аббат и я. С его – Лакло и тот, второй их приятель… Мы решили все обставить как можно скромнее, чтобы, по возможности, избежать пересудов.

Адмирал сдерживает ироничную улыбку.

– Вы все отлично предусмотрели, дорогой дон Эрмес… Всякий бы подтвердил, что вы пытаетесь обеспечить мне положительный exitus всеми законными способами.

Библиотекарь возмущенно роняет на тарелку вилку с сосиской, которую только что нес ко рту.

– Как вы можете так говорить? Я…

– Да ладно вам, я пошутил. Не сердитесь и ешьте дальше.

– Как же мне не сердиться? И как продолжать ужин, услышав такие речи? Если это шутка, то она вовсе не смешная, сеньор адмирал. Ни в малейшей степени!