Я еще жив. Автобиография - Фил Коллинз

В конце концов меня отпустили, и у меня началось нечто вроде нормальной жизни. Я сидел на множестве препаратов – от повышенного кровяного давления, панкреатита, проблем с сердцем. И вопреки всем советам врачей, неврачей и здравому смыслу я снова начал пить – понемногу. Сначала понемногу. А что мне еще было делать? Моя семья бросила меня, и я в одиночестве (большую часть времени) слонялся по Феши. Дана приезжала иногда на несколько дней, ко мне также заходила Линдси, хотя после отъезда мальчиков в этом не было необходимости. Я знал, зачем она это делала. Она хотела знать, жив я или нет.

Так как теперь мои сыновья были в Майами, мне нужно было летать туда. Именно тогда и случился очень страшный полет. Достигнув самой низшей точки в своей жизни, я должен был взлететь высоко в небо.

* * *

Мы с Линдси и Дэнни договорились полететь в США: сначала – в Нью-Йорк, а потом на частном самолете добраться до Майами. Линдси приехала в Феши, чтобы отвезти меня в аэропорт в Женеве.

«У вас все хорошо?» – спросила она.

«Конечно!» У меня все было отлично, потому что, проснувшись, я допил оставшуюся с вечера бутылку. Для меня было в порядке вещей первым делом с утра пойти к холодильнику, достать водку, выпить несколько глотков – у-уф! – и начать день.

Мы вылетали примерно в полдень, поэтому прибыли в комнату отдыха швейцарского аэропорта в 10 утра. Линдси и Дэнни начали пристально следить за мной. Но я знал, где все находилось – под «всем» я подразумеваю выпивку, – и знал, что мне нужно было делать и насколько быстро. Пока они покупали кофе, я отошел ненадолго. Быстро выпил. А потом еще. Стоя около холодильника, я не отрывался от горлышка водки. Они не видели меня.

Именно тогда ситуация начала выходить из-под контроля, если уже не вышла к тому времени. Новый генеральный директор аэропорта пришел поприветствовать меня. По всей видимости, мои ноги меня уже не слушались. Я не встал с кресла, чтобы сказать «рад с вами познакомиться» и немного поговорить, что я, как правило, всегда делал в подобных случаях. Я вел себя неожиданно бестактно, и все были очень смущены.

Глава аэропорта ушел. Мы сели в самолет. «Бокал шампанского, мсье Коллинз?»

«Да, хорошо».

На тот момент я не был пьян. Уверяю вас, я не был пьян. Но, как мне потом рассказала Линдси, я не поднял спинку кресла при взлете. Я наотрез отказался это делать. Даже когда мы только заходили в самолет, командир экипажа преградил нам путь. Я никак не отреагировал на это, но он был обеспокоен явным нарушением порядка. Нужна ли нам была медицинская помощь? Линдси и Дэнни, как и ожидалось, прикрыли меня, свалив всю вину на проблемы с коленом. Это все действие препаратов, командир, честное слово.

Им пришлось застегивать мой ремень и смириться с тем, что я не хотел поднимать спинку кресла. Моим друзьям пришлось провести весь восьмичасовой перелет через Атлантический океан, бдительно наблюдая за мной, чтобы меня не потерять.

Я совсем ничего не помню из того перелета – ни взлет, ни посадку, ни восемь часов перелета.

Дальше было только интереснее.

Когда мы сели в Нью-Йорке, меня пришлось вывозить из самолета на инвалидной коляске. По неведомой мне самому причине меня с огромным трудом смогли разбудить, но я совсем не мог ходить. Николетта, милая румынка, приветствовавшая пассажиров первого класса, докатила меня до комнаты отдыха, после которой мы сели в частный самолет до Майами. Этот полет я также совсем не помню.

Затем я уже вел себя не просто упрямо… по всей видимости (на самом деле, как я потом узнал, я вел себя ужасно). Когда мы прилетели в Майами и заселились в отель, стало очевидно, что кто-то позвонил Орианне, потому что она была в курсе моего состояния. Ужасно испуганная, она приехала в отель с Ником и Мэттом. Планировалось, что она оставит детей со мной, чтобы мы могли чудесно провести время в эти выходные. Дану тоже оповестили, и она уже мчалась из Нью-Йорка, чтобы присоединиться к вечеринке.

А я? Я чувствовал себя очень бодро. Я говорил всем: «В чем проблема?»

На тот момент я был в своей комнате. Там была кухня, а на кухне – бутылка виски. В общем, я открыл ее и выпил несколько стаканчиков. Это наглядно показывает, какая у меня выработалась терпимость к алкоголю. Я начал выпивать с момента вылета из Швейцарии – уже примерно восемнадцать часов подряд.

Приехал муж Орианны и забрал детей. Они не понимали, что все это значило. «Что происходит? Куда мы едем? Ведь папа здесь!»

В то время как моих сыновей забирал их отчим и пока ко мне еще не приехала Франческа, подруга-доктор Орианны, я пошел в ванную, снял обувь, поскользнулся на полотенце и своих носках и с грохотом упал на пол.

Пошатываясь, я выбрался из ванной, и Франческа приказала мне сесть. Я хотел лечь на кровать, но мне было слишком больно. Она сказала: «Нам придется отвезти тебя в больницу». Оказалось, что я сломал ребро. И ребро прокололо легкое.

Я все еще сопротивлялся. «Со мной все в порядке! Я приехал, чтобы увидеться с детьми!» Но доктор настаивала на своем. У меня начала кружиться голова – даже для такого алкоголика, как я, такое поведение было нетипичным. Я подумал о том, что смешал свои препараты (одним из которых был «Клонопин» – сильный транквилизатор) с выпивкой.

Вдруг в комнате появились двое крепких мужчин.

«Я не поеду в больницу».

«Поедете. Эти люди помогут вам».

Я подумал: «Сестра Рэтчед»[66].

Итак, они «помогли» мне – пинающемуся и кричащему – сесть в инвалидную коляску и повезли меня к выходу. Линдси была за моей спиной. Это был самый худший ее кошмар.

Внизу, в вестибюле отеля, управляющая, которая была так мила и внимательна по отношению ко мне, уже выглядела обеспокоенно. «Вы в порядке, мистер Коллинз?» Но на самом деле она хотела сказать: «Пожалуйста, не умри здесь».

К тому моменту Дана уже прилетела из Нью-Йорка и была со мной. Я сказал ей: «Я хочу быть рядом с мамой». Моя мама умерла в ноябре, годом ранее.

Меня доставили в медицинский комплекс «Маунт-Синай» и положили в палату. Там уже сидел еще один крепкий мужчина. Я сказал ему: «Вы можете идти, со мной все хорошо».

«О нет, я буду здесь всю ночь».

«А если я захочу в туалет или пукнуть, вы все равно будете здесь? Вы мне не нужны».

Но я посмотрел на свое запястье и увидел браслет с надписью «опасен». Могу выпрыгнуть в окно. И он будет тут сидеть со своей лампой и книгой, чтобы не дать мне причинить вред себе или другим.

На следующий день я уже был готов свалить оттуда. Я встретился с доктором. Она сказала: «Я могу вас отпустить, только если вы где-нибудь пройдете реабилитационный курс».