Посмотри, на кого ты похожа - Елена Колина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
…Нет, лучше так: «Ты можешь больше не быть моим идеалом».
Или нет, лучше всего так: «Прости меня за глупую детскую сцену, я просто хотела быть как знаменитый полководец…»
Но человек предполагает, а Бог располагает, и мне даже в голову не могло прийти, КАКОЙ УЖАС ЖДЕТ МЕНЯ ЗАВТРА.
30 октября, пятница
Хотя этот день начался совсем не ужасно, а очень смешно.
Утром я вышла купить газету «Питер», хотела посмотреть, напечатали ли мое извинение.
Напечатали! Все в точности, как я написала! Не изменили ни одного слова! Только… что это?
«В детстве было ужасно трудно просить прощения у дедушки… Если, к примеру, с утра, перед школой, нахамишь дедушке, а вечером папа говорит: “А ну-ка, быстро извинись перед дедушкой”».
Мы, журналисты, привыкли к тому, что наши материалы без конца режут, но… у меня же была БАБУШКА, я точно помню, что в детстве постоянно извинялась перед бабушкой!..
…Я медленно шла домой и думала: зачем было менять мою личную бабушку на ничейного дедушку?
…Ох, я, кажется, поняла!.. Я так сильно рассмеялась, что даже остановилась.
Газета поменяла мою личную бабушку на ничейного дедушку для того, чтобы госпожа мэр не подумала, что бабушка – это она.
Хорошего же мнения обо мне в газете «Питер»! Очевидно, они решили, что у меня:
1. Амнезия, и я не помню свою бабушку.
2. Одновременно с этим у меня мания величия: я намекаю читателям газеты «Питер», что моя бабушка – это госпожа мэр.
Рядом с аркой, ведущей в наш двор, у входа в пункт оплаты мобильной связи стояла машина. Мне знакома эта машина. Это такой же танк, как мой, только новый танк, красивый, блестящий, черный танк, танк, у которого все двери на месте. Это машина Андрея!
Ура! Интересно, что скажет Андрей, когда выйдет из пункта оплаты мобильной связи и узнает, что я – известный политический обозреватель концертов?
Сейчас мы помиримся, и я больше не буду в одиночестве переживать обвинения прессы – якобы я не помню, что госпожа мэр вовсе не моя бабушка…
Андрей меня пожалеет. Скажет мне: «Ты глупый глупыш».
Я прибавила шагу. Думаю, он ждет меня во дворе и как мальчик смотрит на мои окна. Сейчас с разбега брошусь ему на шею и помирюсь. Подумаешь, купил мне норковую шубу! Он же не виноват, что я не умею принимать в подарок бриллианты, норки, хвосты и другие ценные вещи.
Подумаешь, пропадал, подумаешь, не звонил.
Подумаешь, кинул мне бумажник – просто хотел проверить, ловлю ли я бумажники на лету.
И тут я увидела Андрея. Он вышел из пункта оплаты мобильных телефонов.
Какое счастье, что я не подкралась к нему сзади и не повисла у него на шее с вопросом: «Угадай, кто это?»
Какое счастье, что питерские дворы такие извилистые, а наш двор вообще проходной, и я смогла мгновенно спрятаться за водосточной трубой, а затем завернуть за угол и незаметно скрыться.
Потому что Андрей был не один, а с симпатичной блондинкой лет двадцати восьми-тридцати. Он придерживал блондинку за локоть и что-то говорил, наклонившись к ней.
Я совершила все эти действия (бросилась во двор, спряталась за трубой и скрылась за углом) совершенно подсознательно. Решила, пусть лучше мне одной будет так ужасно стыдно за эту пошлую, как в плохом кино, встречу. Кстати, охраннику Шуре, на глазах которого происходила вся эта драма, тоже было стыдно, – он видел, как я, сохраняя чувство собственного достоинства, нырнула в проходной двор.
Я рассматривала подругу Андрея из проходного двора. Обычная блондинка… вполне симпатичная, но, говоря объективно, ничего особенного.
Андрей почему-то немного прихрамывал на левую ногу. Между прочим, по психоанализу, если человек хромает на левую ногу, это к переменам в личной жизни.
Я увидела, как Андрей с блондинкой уселись в машину, и поняла – это всё. ВСЁ.
…Где это написано: «Он смотрел на нее с глубокой жалостью и понимал, что ее бал окончен…»? Тургенев или Голсуорси.
Вот и мой бал окончен… И ни один человек в мире не посмотрел на меня с глубокой жалостью, не считая охранника Шуры, – из его будки прекрасно просматривалось мое убежище в проходном дворе.
…Андрей уехал, то есть блондинка уехала. Они вместе уехали…
Из окна надо мной кто-то заиграл и запел «Чебурашка, дружочек, что ты сел в уголочек», и я вдруг вся как-то привычно подтянулась, заулыбалась и слегка пристукнула ногой, как будто собралась танцевать на детсадовском утреннике.
«Не пришли ко мне гости, и не надо, не просим, посидим, Чебурашка, вдвоем», – распевал голос. Тут у меня почему-то потекли слезы. Я все еще улыбалась рефлекторной улыбкой и даже пристукивала ногой, а слезы все текли и текли… слез было так много, что они даже за воротник свитера затекли.
Думаю, я так растрогалась от воспоминаний об утренниках в детском саду, да и Чебурашку жалко.
Здесь же, в проходном дворе, я выдвинула другую гипотезу, позитивную гипотезу, гипотезу, полную надежд. Может, я все-таки ошиблась, и я вовсе не самый одинокий на свете крокодил? Может быть, вся эта блондинка – просто цепь опереточных случайностей? А на самом деле возможно несколько разумных неистерических вариантов:
1. Андрей пришел ко мне. У меня дома как раз завалялась симпатичная блондинка, и тогда он решил взять ее себе.
2. Андрей заходил к Ирке-хомяку. У нее дома как раз завалялась симпатичная блондинка, и тогда он решил взять ее себе.
3. (Запасной вариант.) Я совершенно уверена, что меньше всего на свете Андрей хотел так жестоко обидеть меня демонстрацией своей новой блондинки. Андрей, как все мужчины, примитивно запрограммирован на свои протоптанные тропы, в частности, привык платить за телефон конкретно здесь, в пункте, расположенном в моем доме. Как все мужчины, Андрей не слишком уж тонкий и чувствительный. Этот пункт оплаты мобильной связи не вызвал у него лирических воспоминаний обо мне. Он просто ехал мимо со своей блондинкой, просто остановился, просто заплатил.
Придется признать, хоть это и ужасно, но возможен только запасной третий вариант.
Ну, и еще придется пересмотреть причины того, что Андрей со мной расстался. Иначе говоря, расставания по нашему взаимному желанию. Итак, почему я рассталась с Андреем?
Вовсе не из-за глупой, бездарной сцены имени знаменитого полководца, а потому, что я не могу простить ему скандал на улицах Рима, – слишком унизительно.
Оставшись с ним, я бы вскоре потеряла к себе уважение, вообще потеряла себя как личность. Вдруг в следующий раз он бы предложил мне ориентирование на местности в поисках своего бумажника?
А я кандидат наук, автор одной книги, известный политический журналист и вообще.