Ричард Длинные Руки - конунг - Гай Юлий Орловский

– Теперь уже нет. Этот дурак меня убедил лучше вас всех.

– Тогда жених!

Торкилстон и Ордоньес ликовали и бурно поздравляли меня. Ордоньес даже про женщин забыл, что, по его словам, весьма доступны и легки на амуры, наперебой восхвалял принцессу Алонсию, Торкилстон только вздыхал и смотрел на меня тревожно.

Ордоньес заметил с ноткой зависти:

– Вовремя вы подвернулись, сэр Ричард! Завидую, вас всегда ведет туда, где добыча!.. Пойдемте вместе грабить на море?

Я пожал плечами.

– Мне больше нравится грабить караваны. Даже корованы, если быть точным.

– Да, корованы – это не то, что караваны, – сказал он знающе. – Только о них и слышно… Но вам повезло, признайтесь. Это все равно, что на захваченном рыбацком суденышке обнаружить перевозимое золото короля…

– Да, – признался я, – не совсем то, что я ожидал найти у соседей.

– Женитьба для всех нас всегда внезапная, – сказал он со смехом. – Порхал-порхал свободно, а потом р-р-раз!.. и крылышки подрезали. Но и у женатых жизнь тоже есть, правда, сэр Ричард!

Сэр Торкилстон буркнул:

– Разве это жизнь?.. Это уже старость. Даже если женился в молодости. С другой стороны, сэр Ричард, вы женитесь не столько на принцессе Алонсии, а на целом королевстве!.. В подобном случае на жен даже не смотрят. Можно на дикой свинье жениться.

Я улыбнулся бодро, хотя на душе пантеры скребутся, хлопнул его по плечу.

– Идите, развлекайтесь! В любом случае сегодня-завтра должны отправиться в обратный путь.

В зал зашла группа богато, но безвкусно одетых людей, мне показалось, что держатся робко и неуверенно, а на них, в свою очередь, смотрели с неприязнью, будто это перемазанные навозом крестьяне.

Горожане, догадался я, незнатные. Еще в тени, но уже чувствуют свою растущую мощь, хотя пока открыто не проявляют.

Один отделился от группы и направился навстречу Торкилстону и Ордоньесу, перехватив их на полдороге к выходу.

– Простите, – сказал он с глубоким поклоном, – я старшина торговой гильдии Ден Гантер. Мне нужен прибывший из-за Хребта на большом корабле сэр Ричард. Или еще первый помощник… сэр Орбернес… нет, Оссернес… словом, что-то шипящее. Он мне очень нужен.

Сэр Ордоньес проворчал с неохотой:

– Ну, это я.

Тот обрадовался:

– Вы и есть сэр Ричард?

– Нет, конечно, – проворчал сэр Ордоньес раздраженно.

– А кто вы?

– Сэр Что-то Шипящее.

Он вздохнул.

– Ладно, это тоже хорошо. Мы слышали, у вас большой корабль.

– Есть такое, – согласился Ордоньес.

– Не согласились бы вы…

Он деликатно взял Ордоньеса под локоток и отвел в сторону. Ордоньес, судя по его лицу, выслушивал деловое предложение с интересом и явным удовольствием.

Я снова вышел в сад, вельможи уже не просто таращат на меня глаза, уподобившись простолюдинам, но и буквально стягиваются со всех сторон, словно железные опилки к магниту.

Алонсия идет по аллее гордо и красиво, длинное платье струится по ее телу, как вода по отполированному мрамору, длинный подол волочится по земле, легкий и полупрозрачный, как легкая дымка.

Я вежливо поклонился, она дико стрельнула в меня огнем глаз и выпалила с ходу:

– Вам лучше отказаться от меня, сэр Ричард!

Я вскинул брови, губы растянул в примирительную улыбку.

– А где «драсте, сэр Ричард»?

– Вы делаете ошибку, – сказала она резко.

– Напротив, – ответил я негромко и увещевательно, – я все просчитал… Таких богатых залежей руды нет ни в одном королевстве. Можно такое производство развернуть!

Она задохнулась от возмущения, нежное лицо пошло алыми пятнами, в надменном голосе четко прорезалась нотка страха:

– Вы не получите меня, сэр Ричард!

Я развел руками в вежливом поклоне.

– Да, обычно не получаю того, что хочу. Но получаю то, что мне нужно.

Она вскинула гордо голову и пошла мимо, обращая на меня не больше внимания, чем на столбик, который собаки используют для передачи друг другу феромоновых сообщений.

Фрейлины прошествовали такие же гордые, с задранными носиками, но на меня поглядывали с любопытством и призывно улыбались. Замыкала шествие Боудеррия, эффектная, блистающая выпуклыми мускулами, с украшенной золотыми нитями перевязью, двумя ножами за не по-женски расшитым жемчугом кожаным пояском.

– Привет, – ответил я на ее полный злобы и подозрительности взгляд, – я тебя тоже люблю так же трепетно и нежно.

Когда и она ушла, я опустил голову и потащился по аллее, раздираемый сомнениями. Принуждать женщину к браку с нелюбимым – гнусно, но вряд ли герцог Хорнельдон будет с нею мягче или ласковее меня.

К тому же я достаточно самоуверен, чтобы предположить, что через какое-то время после свадьбы поймет мою глубокую и противоречивую натуру, ахнет и влюбится так, что мне самому придется отбиваться от ее признаний и сиропных нежностей.

В окна врывается солнечный свет, но в помещении горят свечи, здесь слуги и стражи в одеждах из желтой ткани, много украшений из золота, и весь зал выглядит, как залитый рассеянным в воздухе золотом. Я выпроводил их, закрыл дверь и, придвинув стул к окну, принялся созерцать гуляющих придворных.

Одежда – лучший индикатор времени, а по ней я бы сказал, что здесь прошли еще дальше, чем в Сен-Мари. И не только в области столового этикета, хотя вилки – это да, круто, здесь продвинутость чувствуется даже в архитектуре…

За спиной ощутилось чье-то присутствие, но опасности нет, и я продолжал бездумно смотреть в окно. Боудеррия остановилась надо мной, оперлась о раму окна и тоже посмотрела во двор. Я вскинул голову, некоторое время смотрел, не понимая, что вижу, наконец сказал недовольно:

– Боудеррия, убери ногу.

Она фыркнула:

– Как смешно… Понятно, почему принцесса в вашу сторону даже смотреть не хочет.

Я пожал плечами.

– Разве это важно?

– А что важно? – полюбопытствовала она.

– Когда смотрят друг на друга, – сказал я безапелляционно, – это блажь. Любовь, это когда оба смотрят в одном направлении.

Она посмотрела на меня с интересом.

– Интересно. Когда армия перед боем смотрит одна на другую, там все преисполнены друг к другу любви по уши?

– Ага, – согласился я. – Все на свете делается во имя любви, как я слыхал.

Она сказала мрачно:

– Я бы тоже не советовала вам посягать на принцессу.