Чисто научное убийство - Павел Амнуэль

Айша собралась в Израиль — повидать родственников. Ее могли убрать еще во Франции, но это означало привлечь внимание. Когда Айша приобрела билет, «коллеги», у которых наверняка есть свои люди в туристических агентствах, поинтересовались, кто летит в соседнем кресле. Это оказался я. Найти меня в Париже было несложно — компьютер «Аркии» содержал все необходимые сведения. У них было несколько дней, чтобы присмотреться ко мне и выбрать тип наркотического препарата. Атаку начали вечером перед отлетом на банкете по случаю окончания конференции. Время — чтобы действие наркотика не закончилось, и план не сорвался в самый ответственный момент. И место очень удобное — в ином случае им пришлось бы накачивать меня этой дрянью силой.

Естественно, что все, происходившее со мной в тот вечер и после, путалось в моей памяти. Когда я отключился, меня отвезли куда-то — назову это место штаб-квартирой, и внушили воспоминания, которые были необходимы, чтобы подставить меня окончательно. Им нужно было, чтобы я действовал подобно сомнамбуле, и чтобы я в нужный момент не стал отпираться в полиции от того, что сделал.

Но нужно было подстраховаться. Точнее, нужно было знать твердо, что Айша умрет при любых обстоятельствах. Могло ведь быть так, что я все же не смогу вонзить в нее шип в нужный момент. Действие внушения могло ослабнуть… Да мало ли. Я нужен был не столько даже как непосредственный исполнитель, сколько как человек, уверенный в том, что именно он является убийцей.

Короче говоря, утром, за несолько часов до отлета, Айшу отравили. Скорее всего, сделал это ее любовник во время завтрака в студии — женщина получила смертельную дозу яда в такой концентрации, чтобы действие началось несколько часов спустя, во время полета. Уж это рассчитать «коллегам» Айши было не трудно — они знали и вес женщины, и ее физиологический тип.

Айша умерла бы независимо от моих действий, но у меня осталась бы память о том, что это сделал я и никто иной, даже если я на самом деле не поднял бы на Айшу руки.

На деле я эту руку поднял, но не тогда, когда предполагалось по сценарию. Я чувствовал себя отвратительно и не понимал причины. В моем подсознании постоянно боролись два «я» — нормальное, для которого убийство просто немыслимо, и подмененное, знавшее, что в нужное время ему придется совершить нужное действие.

И тут началось… Смерть наступила быстро — в течение нескольких минут. Я действительно не имел физической возможности вонзить шип Айше под лопатку, пока она спокойно сидела в кресле. Я и не должен был — мне было внушено вонзить ей шип в шею, это я и запомнил. Но у Айши начались конвульсии, она страшно выгибалась, к ней поспешил один из членов экипажа, и вот тогда, желая помочь и навалившись на бедную женщину, чтобы удержать ее от конвульсий, я и воткнул шип в первое попавшееся место. Под лопатку. Это мое действие, может быть, ускорило смерть Айши на минуту-другую. А может, и вовсе ничего не изменило, это решать полицейским экспертам.

Как бы то ни было, Айша умерла, место укола обнаружили, и первоначальное заключение было очевидно — именно так был введен яд. И именно таким способом его ввести никто не мог — даже я, сидевший рядом. Ведь укол убийца должен был сделать до, а не после начала конвульсий…

Доказательством должны были стать обнаруженные у меня шипы и мои собственные признания. Взятые по отдельности, это были всего лишь улики — прямые улики, важные улики. Доказательством моей вины они могли стать, взятые в совокупности.

Действие наркотика и, соответственно, действие гипнотического внушения, неизбежно должно было закончиться через два-три дня. Но внушенные воспоминания остались бы все равно, поскольку вспомнить, что происходило со мной на самом деле, я бы уже не смог. Я бы и на суде оставался уверен в том, что в некий момент вонзил шип в шею Айши… Может, прокурор убедил бы меня, что — не в шею, все-таки, а под лопатку…

Впрочем, даже если бы суд не нашел доказательства убедительными, даже если бы полицейское расследование не нашло необходимого мотива, все равно от истинных преступников опасность разоблачения была бы отведена. А ведь я мог рассказать и о мотиве, во всяком случае, вчера и позавчера я был уверен в том, что такой мотив есть. Ревность. Мне было внушено, что я давно знаком с Айшей, что у нас были с ней… В общем, это было настолько четко, что мне ничего не оставалось, как поверить в существование второго «я» и второй Айши, и второго мира, который неожиданно пересекся с нашим…

Так бы все и происходило, если бы не случай… Не знаю, считать его для себя счастливым или наоборот… Я имею в виду встречу с Люкимсоном. Преступники могли предвидеть многое, но могли ли они предвидеть, что я обращусь за помощью к человеку, который занимался внушением? Ему удалось — неожиданно даже для него, я в этом уверен, снять некую блокаду, и я вспомнил то, чего не должен был помнить. Наложение воспоминаний — реальных и внушенных — привело к стрессу, выдержать который было почти невозможно. Отсюда — мои попытки самоубийства, которые спровоцировал Люкимсон, не желая того.

Но что он сделал вполне сознательно — услышав мои признания, позвонил в полицию и сообщил новые улики в дополнение к уже имевшимся.

Я видел этот проклятый шип в самых неподходящих местах, а потом он неожиданно исчезал, и это усиливало стресс, и я… Я даже думал, что ты намеренно, с помощью Рины и этого Люкимсона, подсовываешь мне улику, чтобы довести до кондиции, чтобы я раскололся, наконец… Это был, конечно, бред, подсознание мое само расставляло вешки и убирало их, я был в это время как реактор, из которого вытащили защитные графитовые стержни… Все идет вразнос, реактор взрывается…

Если бы не Люкимсон, я и сейчас был бы убежден в том, что убил Айшу по причине ревности — несмотря на снятие психической блокады… Я просто не сумел бы защищаться в суде. Кстати, еще одно, чего не могли предвидеть преступники — то, что делом будет заниматься мой сосед, знающий меня как облупленного. Любой другой полицейский, да возьми того же Липкина… Меня задержали бы прямо в аэропорту, при обыске обнаружили бы флакончик с шипами, и кто тогда стал бы под микроскопом рассматривать показания каждого пассажира — мог я нанести бедной Айше именно такой удар или не мог…

— Вот так, — заключил я. — Но ты-то хорош… Я тебе благодарен, конечно, за все, что ты для меня сделал, но, Роман, я ведь дважды мог… а тебя не было рядом! Я не понимал, что именно со мной происходит, но ты и твои эксперты — почему вы не разобрались в том, что я нахожусь под действием наркотика? Я мог совершить еще несколько попыток самоубийства, и какая-нибудь наверняка оказалась бы удачной…

— Мотив, — прервал Роман мой монолог. — Ты по-прежнему не назвал мотив. Это означает, что твои знаменитые дедуктивные способности еще далеки от нормы.

— Мотив… Я же сказал: Айша, скорее всего, нарушила некий кодекс, и ее решили…

— Кто? Конкретно: имена, адреса.

— Ну откуда я могу это знать? Ты ведешь расследование вместе с французами, вот и разберитесь, это уже вопрос техники.

Роман покачал головой.

— Вся французская часть твоей версии построена на недоказанных предположениях. Что еще за организация? Почему наркотики? Если ты прав, то расследование нужно начинать заново — с нуля.