Бунтующая Анжелика - Анн Голон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Господин Камизо, я пришла просить у вас о большой услуге. Отоприте мне угловую калитку, потому что мне надо выйти из города.
Стражник задумался. Разочарование придало ему суровости.
— Полагается… Я обязан… Ничего подобного! Это ведь запрещено, красавица.
— Потому я и обращаюсь к вам. Только тут можно выйти. И я знаю, что ключи от этой калитки у вас.
Обезьяньи брови бедного Камизо ползли все дальше вверх.
— Если вы к любовнику идете, нечего на меня рассчитывать. Я, как и все, охраняю мораль.
Анжелика пожала плечами:
— Вы думаете, что в такую погоду назначают свидания любовникам на ландах?
Солдат прислушался к стуку дождя и завываниям ветра вокруг башни.
— Пожалуй, что нет. Даже здесь лучше, чем снаружи. Но тогда зачем? Зачем вам надо выйти из города?
Анжелика не приготовила объяснения, но оно ей быстро пришло в голову:
— Мне надо отнести записку человеку, который прячется в Сен-Морисе. Этому человеку грозит смерть… Это пастор.
— Понятно, — пробурчал Камизо. — Но если вы будете вмешиваться в такие истории, госпожа Анжелика, не миновать вам тюрьмы. А мне уж не дыбы, а веревки.
— Никто не проговорится… Я дала обещание отнести записку и сразу же подумала о вас. Я никому об этом не говорила, но если вы откажете, кому же мне довериться?
Она ласково положила руку на огромную волосатую лапу и подняла умоляющий взгляд к солдату. Бедный Ансельм Камизо был потрясен до глубины души. Когда ему случалось встречать ее, если она проходила мимо, он, конечно, не удерживался от любезностей, как всякий уважающий себя мужчина, но ему и присниться не могло, что когда-нибудь она окажется рядом и так посмотрит на него. Он провел рукой по подбородку, вспомнил, что небрит и вообще некрасив, что женщины всегда смеялись над ним.
— Я буду вам очень обязана, господин Камизо.., так обязана…
Воображение солдата не могло представить ничего больше поцелуя, но даже мысль о том, что эти чудные губы милостиво прикоснутся к нему, самому несчастному из всех солдат гарнизона, сводила его с ума. Его товарищи нередко говорили между собой о холодности красивой служанки Берна. А если они узнают когда-нибудь, что ему, Ансельму, уроду, турецкой башке, досталось то, что самый дерзкий среди них счел бы невероятным счастьем… Ах, за это можно и свечку поставить в папистской церкви! Да неужели это сбудется? Ему даже стало страшно от предвкушения. И, глядя в сторону, он смущенно забормотал:
— Ну, ладно… Хорошо! В конце концов, ничего дурного я никому не сделаю. Я сам распоряжаюсь тут, у стен, что же, могу и постараться для такой женщины, как вы.
Он встряхнул связку ключей.
— А на обратном пути вы заглянете ко мне на минутку?..
— Да, загляну.
Она готова была идти на уступки. И улыбнулась ему, подумав, что этот безобразный невежа на самом деле хороший человек и даже не потребовал, как многие другие, платы вперед. Ансельм же соображал, что, пока она вернется, он успеет побриться перед кирасой, служившей ему вместо зеркала, и сходить к потайному погребу, где у него хранились сокровища: бочонок белого вина и окорок… Ох, и пир же будет…
Анжелика дрожала от нетерпения, следуя за ним вдоль старой стены к потайному ходу, которым когда-то во время осады города пробирались лучники, чтобы осыпать стрелами нападающих. Деревянная калиточка вела оттуда на узкую лестницу, спускавшуюся к дюнам. Анжелика переступила порог и начала спускаться по скользким ступенькам, ежеминутно рискуя сломать себе шею. Солдат светил ей сверху, но ветер несколько раз задувал фонарь и водилось дожидаться, пока он загорится вновь, притаясь к стене, от которой яростный ветер чуть не отрывал ее.
Наконец она ощутила под ногами мокрую зыбкую почву Город остался позади. Волны шумно налетали на берег расшвыривая гальку. Анжелика выбралась на тропинку, ведущую к скале, и пошла по ней, двигаясь на ощупь. Иногда она сбивалась, отклонялась в сторону натыкаясь на стебли трав, а то и на кусты тамариска, потом с трудом возвращалась на тропинку. В такой кромешной тьме ей еще не доводилось бывать. Нигде не было ни малейшего просвета, ни слабенького лучика — ничего, что могло бы указать путь в непроглядном мраке. Холодный дождь хлестал неутомимо, так что ресницы ее слипались. Иногда она двигалась с закрытыми глазами. А слева была скала со страшным обрывом. Один ложный шаг — и она рухнет вниз, на мокрые камни. Страх все более охватывал ее, наконец она опустилась на четвереньки в грязь дорожки, по которой струился целый ручей дождевой воды. Продвигаться вперед было совершенно невозможно. Тогда она решила, поборов страх, спуститься к подножию скалы и дальше идти по краю берега. К счастью, она наткнулась на старый деревянный крест, который заметила, когда проходила здесь с Онориной. Это позволило ей ориентироваться. Неподалеку должен был находиться каменный оползень. Она отыскала это место и стала спускаться. Какая-то глыба вывернулась из-под ее ног, целый град камней полетел вниз, увлекая ее за собой. Она скатилась кубарем, но быстро пришла в себя. На ушибы и царапины некогда было обращать внимание, из ладоней сочилась кровь, платье на коленях порвалось, но главное
— она ничего не вывихнула. Можно было подняться и продолжать путь. Скала теперь была справа, и на нее можно было опереться.
Рядом было море, со страшной злобой бросавшееся на землю. Постепенно глаза Анжелики, привыкшие уже к темноте, стали различать белые гривы валов и слетавшие с них длинные клочья пены. Эти бледные грозные формы с адским грохотом наскакивали на берег, некоторые вдали, а другие, наоборот, разливались беспредельно широко, свирепыми змеями подползая к ее ногам. Вдруг налетела такая высокая волна, что Анжелике пришлось вжаться в обрыв, чтобы ее не снесло. Эта волна разбилась о камни совсем рядом, и холодная вода залила ей ноги, поднялась до щиколоток, потом до колен. Следующая волна залила ее до пояса, и потянула ее с собой в море с такой силой, что она упала и едва уцепилась за какие-то камни. Еще такой вал — и ее унесет в море. «Надо подняться вверх», — подумала она. Но как выбраться из этой западни? Она пустилась бежать, поскальзываясь на гальке, — только бы ее не догнали эти страшные волны. В некоторых местах песчаная полоса так сужалась, что некуда было поставить ногу. Теперь ею владела одна мысль: скорее вернуться на ланды. Ведь прилив нарастает. Если она останется внизу, то непременно утонет. Она хваталась за скалу, ища, где бы подняться, но выступы нависали над берегом. Наконец она как-то дотащилась до бухточки, где останавливались иногда рыбачьи лодки, и, обходя ее, натолкнулась на вырубленную в камне тропинку, которой пользовались рыбаки. Она вползла вверх, вырвавшись из гибельной круговерти.
Дотянувшись наконец до края скалы, она без сил растянулась на мокрой земле, не подымая головы.
Это путешествие во мраке ночи походило, должно быть, на то, что совершает человек, умирая — медленно и мучительно пробираясь в неведомые края.