Кассандра - Татьяна Романова

— Дядя, наверное, все сложилось к лучшему. Наше имя больше не будут трепать, полоща грязное белье Саломеи. Да и она, может быть, успокоится, устроит свою жизнь так, как ей хочется. Когда Серафим рассказал мне о своих переживаниях, связанных с отношением матери, я много думал и понял, что Саломея не могла поступать по-другому. Хотя ее привезли сюда совсем девочкой, она все равно так и не приняла здешнего уклада жизни, здешних отношений, она все отторгала. Мачеха так и осталась в своих горах, пытаясь всю жизнь заставить всех окружающих жить по их полудиким законам. Поэтому единственным, кто ее понимал, был Коста. А теперь она будет жить среди таких же, как она, может быть, и Вано к ней вернется, и они снова найдут общий язык.

— Дай-то Бог, — согласился Вольский. — Ну что, не пора тебе вернуться к жене?

— Да, репетиция, наверное, закончилась. Давайте я вас провожу во дворец, и встретимся потом на концерте, — предложил Михаил.

Они поднялись и направились к Екатерининскому дворцу, где Вольский жил уже почти неделю вместе с графом Нессельроде, получившим должность управляющего иностранной коллегией, готовя доклад императору о положении дел в Европе. Когда мужчины удалились достаточно далеко, из искусственного грота, построенного над бассейном, куда стекала вода из нового фонтана, появились двое лицеистов. Свою заветную бутылку шампанского они уже выпили, поэтому были веселы и возбуждены.

— Представляешь, Жано, какой сюжет можно сделать из того, что мы подслушали? — радостно спросил невысокий черноволосый юноша своего рослого друга.

— Ох, Александр, зачем тебе сюжет, ты же пишешь стихи? — отмахнулся тот.

— Ну и что, может быть, я напишу целый роман в стихах, а там нужен сюжет, — не сдавался молодой поэт.

— Ну, что это за сюжет? — заинтересовался тот, кого назвали Жано.

— Это — мысль о том, что человек, который не ценит любовь к себе, обязательно будет наказан одиночеством. Только я бы сделал любящей женщину, а неблагодарным — мужчину. Так будет интереснее.

— А я думал, что тебя заинтересовал этот Вано, — хмыкнул высокий лицеист.

— Нет, хотя это тоже нужно запомнить. Самонадеянность и неблагодарность всегда плохо заканчиваются. Люди остаются ни с чем. Как говорила моя няня — «у разбитого корыта», — объяснил Александр. Потом, переменив тему разговора, предложил: — Давай, обойдем вокруг пруда, может быть, и услышим эту знаменитую певицу.

Друг его поддержал, и лицеисты отправились навстречу новым приключениям.

Азу спасла копна. Нерадивый управляющий забыл ее у края леса, а осторожные крестьяне еще не решились присвоить дармовое сено. Зарывшись в самую середину, она так и простучала зубами всю ночь, умоляя Деву Марию спасти ее от холодной смерти. Когда солнце поднялось над краем поля, девушка не поверила своему счастью — она осталась жива, а руки и ноги ее слушались. Аза отряхнула с одежды сено, пощупала под платьем золотые цепи и, вытягивая ноги из жидкой грязи, выбралась на траву на опушке леса. Хорошо, что на ней были сапоги, и ноги остались сухими. Девушка отчистила голенища пучками высохшей травы и пошла в ту сторону, где, по ее представлениям, должна была быть дорога.

Через полчаса она увидела тракт, ведущий к Ярославлю, и тут Бог послал ей надежду: в сторону города двигался обоз из трех телег, груженых мешками. Аза побежала. Никогда в своей жизни она так не радовалась людям. Христа ради попросилась она к мужикам, везущим в город муку. Старший — высокий старик с совершенно седой бородой — махнул ей рукой на задок своей телеги, и девушка с облегчением пристроилась среди мешков. Они были мягкие, лежали плотной горкой, и за ними не чувствовалось ветра. Аза пригрелась и заснула, и в черном беспокойном сне видела ухмыляющееся ненавистное лицо Саломеи.

Обоз притащился на площадь около старинной белой церкви с главами, крытыми ярко-зелеными чешуйчатыми пластинами.

— Ну вот, девонька, мы приехали, сейчас расторговываться будем, а ты уж иди дальше сама, — посоветовал старик.

— Спасибо вам, — низко поклонилась Аза и быстро пошла с площади, стараясь затеряться в толпе.

Нужно было добыть денег, купить какую-нибудь одежду и устроиться с жильем. Одинокой женщине в провинциальном городе это было сделать нелегко. Только шлюхи ходили по городу сами по себе, всех остальных молодых женщин сопровождали мужчины или старшие родственницы.

«Саломея послала меня в бордель, — подумала Аза, — спасибо ей за подсказку. Самое место, где можно спрятаться и переждать. Даже если придется работать, с меня не убудет, но за мое золото вполне можно купить не только тихий угол, но и помощь».

Ее расчет оказался верным. В богатом доме на берегу Волги, куда привели ее две ярко одетые дамы, в которых она безошибочным чутьем определила жриц любви, Азу встретила холеная женщина лет за сорок, окинувшая девушку оценивающим взглядом.

— Работать пришла? — осведомилась она. — Ты первый раз или уже работала?

— Могу и работать, но попозже, а сейчас у меня личные дела, но я заплачу за постой и помощь, — ответила Аза.

— Деньги вперед — и живи, у кухни есть маленькая комнатка с топчаном, — пожала плечами хозяйка, теряя к девушке интерес.

Аза достала из кармана две золотые монеты, заранее снятые с ожерелья, и протянула хозяйке.

— Это — за месяц проживания, а если поможете решить мои проблемы, заплачу еще, — сказала она, внимательно вглядываясь в лицо женщины.

Та повертела в руках незнакомые монеты, прикусила их зубами и задумалась. Потом, приняв решение, спросила:

— Что нужно?

— Нужно деньги поменять на червонцы, одежду купить и найти сильную бабку, которая может заговор сделать.

— Все это возможно, только деньги у тебя такие, что первый же городовой потащит с ними в кутузку. Дорого очень тебе все это встанет, — пожала плечами хозяйка, — и для меня риск большой, если я помогать тебе буду. Дешево не возьмусь.

— Договоримся, — пообещала Аза, выбора у нее все равно не было.

Они действительно договорились. Азе пришлось расстаться с целым рядом монет со своего ожерелья, и теперь верхняя золотая цепь была голой. Девушку успокаивало только то, что эта цепочка была самой короткой. Хозяйка поменяла ей монеты, дав по золотому червонцу за каждые три персидских динара. Аза купила себе скромную одежду, подходящую для бедной мещанки, и теперь свободно выходила на улицу. Ожерелье она никогда не снимала, да и деньги все носила с собой.

Хозяйка выполнила и последнюю ее просьбу: отвезла в маленький домишко, спрятавшийся среди рябин почти на окраине города.

— Иди сама, я с тобой не пойду, — суеверно перекрестилась женщина, — подожду тебя в санях, долго не задерживайся.

Аза отворила калитку и вошла во двор с покосившимся дровяным сараем, к дому было прилеплено такое же полуразвалившееся крыльцо. Она толкнула низкую дверь и вошла в глухие сени. Никто не вышел ей навстречу, и девушка прошла в горницу. За столом, глядя ей в лицо пронзительными темными глазами, сидела тучная женщина, одетая во все черное.