Роль морских сил в мировой истории - Альфред Мэхэн

Однако новый король стремился внушить своим адмиралам отнюдь не робкие взгляды. В указаниях, адресованных графу д'Орвилье, командовавшему первой эскадрой, которая вышла из Бреста, министр говорил от имени короля: «Ваш долг сейчас состоит в том, чтобы вернуть французскому флагу блеск, которым он сиял одно время. Прошлые неудачи и провалы следует загладить. Флот может надеяться на это, лишь проявив себя в блестящих сражениях. Его величество вправе ожидать от своих офицеров большого старания… В каких бы условиях ни оказался королевский флот, приказы его величества, которые он лично поручил мне довести до вашего сведения, а также до сведения всех командиров, заключаются в том, чтобы его корабли атаковали с максимальной энергией и защищались во всех случаях до конца».

В том же духе выдержаны дальнейшие наставления, о которых французский офицер, ранее не цитировавшийся в связи с данной фазой морской политики Франции, пишет: «Насколько отличается язык этих инструкций от того, с которым обращались к нашим адмиралам в ходе последней войны. Было бы ошибкой полагать, что адмиралы следовали робкому, оборонительному принципу, преобладавшему в тактике флота, по собственному выбору и предпочтению. Власти, всегда находившие расходы на флот чрезмерными, слишком часто предписывали адмиралам воздерживаться, насколько это возможно, от незапланированных сражений или даже стычек (как правило, дорогостоящих и способных привести к потерям кораблей), которые трудно восполнить. Часто адмиралам приказывали, когда они были вынуждены принять бой, тщательно избегать риска, ставящего судьбу эскадры в зависимость от решительных действий. Поэтому они считали себя обязанными отступать, как только бой принимал серьезный оборот. Так адмиралы приобрели скверную привычку добровольно сдавать поле боя, как только противник, даже уступающий в численности кораблей, смело оспаривал их тактику. Так эскадры, отправлявшиеся в море для встречи с противником, позорно обращались в бегство при одном лишь его появлении, так они принимали бой, вместо того чтобы его навязывать. Так начинали битвы, чтобы завершить их в положении близком к поражению, боевой дух жертвовался ради физического выживания. Таков был дух, которым, как справедливо замечал Шарль Дюпэн, руководствовалось французское правительство той эпохи»[109].

Перед тем как адмирал д'Орвилье отправился в море, за смелыми наставлениями Людовика XVI почти сразу последовали инструкции иной тональности. Ему сообщили, что король, узнав о мощи английского флота, полагается на благоразумие адмирала в отношении того, как следует себя вести в положении, когда под его командованием находится весь флот, которым располагает Франция. Фактически флоты обеих стран были равными. Определить, который из них сильнее, без подробной информации относительно вооружения каждого корабля не представляется возможным. Д'Орвилье, как и многие командующие до него, оказался в зависимости от приказов двоякого рода, следование любому из которых, в случае неудачи, наверняка грозило ему неприятными последствиями. Между тем власти в любом случае наверняка нашли бы козла отпущения.

Рассмотрение относительной силы двух флотов, с точки зрения оснащенности и боевого духа, несомненно, ведет нас к анализу событий, развивавшихся после начала Войны американских колоний за независимость. Но перед тем как приступить к этому, вероятно, было бы уместно сопроводить приблизительную оценку всего военного флота Англии (с учетом отсутствия более точной информации) фрагментом доклада первого лорда адмиралтейства, произнесенного в ноябре 1777 года, за несколько месяцев до начала войны с Францией. Отвечая на упреки оппозиции по поводу малочисленности английского флота в Ла-Манше, он говорил: «Мы располагаем сейчас 42 линейными кораблями, несущими службу у побережья Великобритании (не считая кораблей, находящихся за рубежом). 35 из них полностью укомплектованы и готовы выйти в море, когда возникнет необходимость… Не думаю, чтобы Франция или Испания замышляли против нас враждебные действия. Но из того, что я вам докладывал, есть все основания утверждать, что наш флот сильнее флота всего дома Бурбонов»[110].

Нужно отметить, однако, что этими благоприятными условиями не воспользовался адмирал Кеппель, когда его назначили в марте следующего года командовать флотом. Он смотрел на этот флот (пользуясь его собственным выражением) «глазами моряка»[111]и вышел в июне в море всего лишь с 20 кораблями.

Откровенно говоря, не хотелось бы примешивать к данному исследованию обсуждение политических проблем, приведших к отделению Соединенных Штатов от Британской империи. Уже отмечалось, что это отделение последовало за серией промахов британского правительства – вполне естественных в связи с идеями об отношениях колоний с метрополией, широко распространившимися в то время. Как ранее указывалось, требовался необычайно одаренный деятель, чтобы не только признать справедливость (по существу) требований американцев, но также их военную силу. Она состояла в отдаленности колоний от метрополии, их географической близости друг к другу (вне зависимости от морского фактора), национальных черт колонистов (в основном англичан и голландцев) и потенциальной враждебности Франции и Испании к Англии. К несчастью для Англии, деятели, наиболее приспособленные к тому, чтобы справиться с ситуацией, находились в меньшинстве или не у дел.

Уже говорилось, что, если бы эти 13 колоний были островами, морская сила Великобритании изолировала бы их друг от друга настолько, что последовало бы неизбежное падение колоний – одной за другой. К этому можно добавить, что узость полосы континента, заселенной тогда цивилизованными людьми, а также ее изрезанность глубоко вдающимися бухтами и судоходными реками, практически ставили колонии в условия островов, пока они не оказывали друг другу взаимную поддержку. Большие области мятежной страны были недостаточно велики, чтобы держаться поодиночке, однако достаточно крупны, чтобы падение одной из них не нанесло фатальный ущерб общему делу. Наиболее характерный пример дает река Гудзон, впадающая в Нью-Йоркский залив (бухту Лоуэр-Нью– Йорк-Бей), который вначале контролировали англичане, захватившие в сентябре 1776 года, через два месяца после провозглашения Декларации независимости, и город Нью– Йорк. Трудности прохождения по этой водной артерии вниз и вверх по течению для парусных судов были, несомненно, более значительными, чем ныне для прохождения пароходов. Тем не менее не вызывает сомнений, что энергичные и способные деятели, в распоряжении которых была мощная морская сила Англии, смогли расположить с интервалами военные корабли и сопровождающие их галеры на этой реке и на озере Шамплейн таким образом, что они могли поддерживать достаточно крупную армию, продвигавшуюся между истоками Гудзона и озером. Одновременно эти корабли препятствовали любому сообщению по воде между штатами Новой Англии и штатами к западу от реки. Эта операция сильно напоминала ту, посредством которой во время Гражданской войны эскадры и армии северян постепенно разделили надвое Конфедерацию южан, овладев течением реки Миссисипи. А политические результаты операции были даже более важными, чем военные, поскольку на ранних этапах войны дух независимости был гораздо более распространен и крепок в той области, которая была отрезана – в Новой Англии, – чем в Нью-Йорке и Нью– Джерси, чем, возможно, где-либо еще, за исключением Южной Каролины[112].