Псевдоним(б). В поисках Шекспира - Даниэль де Труа

– Двадцати тысяч более чем достаточно. Но пусть будет с запасом. Я стану тратить только на самое необходимое. Не на себя, а на дело. Ты ведь понимаешь, что могут возникнуть непредвиденные расходы.

– Понимаю, понимаю. Ходи давай, архистратег.

Олегу Романову и без этой партии нужно было обдумать целую серию ходов, чтобы добиться заветной цели. С тех пор как в начале осени прошлого года шеф сообщил ему о сомовском открытии, вернее, не открытии даже, а о том, что Сомов на пути к открытию, Олег постоянно думал об этом.

Сначала он только готовился к игре. Прежде всего он проработал теорию дебютов и в результате длительной аналитической подготовки выбрал гамбит: комбинацию, при которой жертвуется пешка в самом начале игры, чтобы в дальнейшем вывести другую пешку в ферзи. Правда, для этого нужно было осуществить еще одно превращение, не описан ное в шахматной теории: заманить фигуру противника в заранее расставленные сети и превратить ее в собственную пешку.

Хотя дебют пошел совсем не по домашней заготовке, – да и противников неожиданно оказалось больше, чем возможно в шахматной игре, – но заданной цели достиг. Гамбитная пешка заживо сгорела в отеле Оксфорда, зато проходная – получила оперативный простор для движения вперед. Принесли свои результаты и постоянные угрозы разным фигу рам противника. Поначалу хитроумно ускакавший от них белый конь был стреножен и загримирован под черную пешку. Теперь эта пешка должна стать черным ферзем. Вот тогда-то я, наконец, смогу выдать своим подчиненным зарплату, совсем уж буднично заключил он.

До кризисного, 2008 года всё шло хорошо, деньги делались практически из воздуха, диктатура процветала, народ благоденствовал, кровь на руках диктатора быстро высыхала. Разработанные в лаборатории Олега технологии, в частности НЛП (нейролингвистическое программирование), успешно применялись: народ Моганды был абсолютно уверен в том, что их режим – это единственный оплот демократии, а никакая не диктатура. И всячески был готов тиражировать «демократию» такого фасона по всему миру, по крайней мере африканскому, подавляя несогласных танками, забрасывая «томагавками» и «стингерами».

Те страны, режим которых не соответствовал демократическим представлениям Моганды, объявлялись Кругом Зла.

Лаборатория Олега Романова научно разрабатывала план переворота в этих странах. Политические технологии на континенте Олег прекрасно освоил. Моганда поддерживала оппозицию и финансово, и политтехнологиями, и бомбардировками. Такого не выдерживал режим ни одной страны, к власти неизбежно приходили ставленники Кенадита, и наступала всеобщая «демократия». Правда, страны эти становились экономическими придатками Моганды, но это особо никого не волновало.

Но наступил финансовый кризис, и зеленые банкноты Моганды с изображенными на них портретами вождей племен в одночасье превратились в фантики. Ведь валюта Моганды не была ничем обеспечена, хоть и высоко котировалась во всех странах африканского континента. По сути строилась финансовая пирамида, вроде российских МММ и «Властилины». Бумажки с портретами вождей печатала частная компания, принадлежавшая министру финансов Моганды, а значит, и самому Кенадиту. РСМ (Резервная Система Моганды) могла бы напечатать таких фантиков сколько угодно, но они обесценивались на глазах. В других странах африканского континента поняли, что фантики Моганды ничего не стоят, и принялись активно возвращать их. Взлетели цены, и последней каплей стал кризис кредитной системы.

До кризиса все население Моганды жило в долг. Банки активно предлагали кредиты под низкие процентные ставки, и население покупало в кредит практически всё. Большие уютные шалаши, в которых легко помещались семьи даже с тремя женами и кучей детей; ослов и лошадей, адаптированных к жаркому африканскому климату, которые были неприхотливы и почти не требовали воды и пищи; даже простые кастрюли и сковородки… Теперь рядом с банками стояли стада лошадей, шалаши, покинутые теми, кто не смог выплачивать проценты по кредитам, пустовали, а реквизированными за долги сковородками и кастрюлями был завален даже президентский дворец. Зеленые фантики Моганды не стоили больше ничего, и власть в стране теперь держалась лишь на психолингвистических технологиях да на «стингерах» и «томагавках».

И вот неожиданно Кенадит сообщил Олегу об открытии российского ученого и о баснословном американском Шекспировском фонде. Как диктатор об этом узнал, даже Олегу не было известно.

Все-таки Ричард Бербедж имел за душой нечто такое, что Шаксперу было недоступно. И это «нечто» было у всех актеров «Глобуса», а не у одного Ричарда. У них было представление о чем-то более высоком в своем деле, чем чистый заработок. Шакспер полагал, что сможет подняться до их уровня с помощью графа Саутгемп тона. Бывало, граф приносил рукописи пьес, бывало, пьесы, уже отпечатанные в типографии. И эти произведения всегда выгодно отличались от остальных, тех, которые приносили в театр другие драматурги.

Лучшие актеры труппы лорда-камергера понимали, кто истинный создатель этих пьес, а Шакспер беспокоился лишь о том, чтобы вовремя определить, куда дует ветер конъюнктуры, политической или коммерческой. Он пришел из Стратфорда покорить Лондон, а это в его понимании означало стать богатым и важным. Первого ему удалось достигнуть, хоть и спустя десять лет, а со вторым возникли серьезные проблемы. Шакспер уже понял, какое значительное место в жизни Лондона занимает драматург Шекспир, которого он как бы представлял. Представлять-то представлял, но… Шакспер не мог по-настоящему занять его место и насладиться своей значительностью.

И в самом деле. В театре никто не относился к нему как к поэту или как к драматургу: многие актеры еще помнили его работу на конюшне, где он следил за лошадьми зрителей. Да и те, кто этого не помнил, никак не отождествляли его с самим Потрясающим копьем. Мало ли в Англии однофамильцев. Хотя, как должен выглядеть сам Шекспир, никто не знал, но то, что он должен выглядеть иначе, чем пайщик театра и статист труппы Шакспер, было понятно всем сразу и навсегда. Иначе выглядеть, иначе говорить, иначе ходить, иначе смотреть. И это явно был не тот случай, когда нет пророка в своем отечестве. Шакспер не давал никаких поводов считать его пророком или поэтом. Все знали, что его в первую очередь интересуют деньги, а во вторую женщины или наоборот, порядок значения не имел… Но все видели, что он очень мало интересуется спектаклями, в особенности пьесами своего тезки – Потрясающего копьем.

По этим причинам многие актеры искренне изумились, когда несколько лет назад Шакспер начал публично передавать какие-то рукописи Бербеджу, и потом всегда оказывалось, что это пьесы Уильяма Шекспира. Раньше его пьесы тайно приходили по различным каналам, и лишь узкий круг избранных актеров знал, что это всё так или иначе связано с графом Саутгемптоном. А теперь вдруг последним звеном стал выступать Шакспер!

Впрочем, актерам особо некогда было размышлять над такими переменами. Кто-то, возможно, и догадывался, что за комбинация осуществляется у них на глазах, однако не актерское это дело – вникать в суть комбинаций. Дело актеров предлагаемые комбинации разыгрывать, не задавая вопроса: а для чего всё это? Актеры привыкли произносить те слова, которые для них напишут. Собственные мнения им высказывать не с руки, да и некому, а о чем они там рассуждали сами про себя, одному Богу известно.