Замороженный мир - Дмитрий Емец

Пустырь был залит светом ярче, чем днем. Так ярок был этот свет, что недостроенный игольный завод казался своей собственной тенью. Второй джип ведьмарей, как-то ухитрившийся въехать на пустырь и находящийся ближе всего к рогрику, не смялся, не взорвался, его даже не перевернуло. Но то, что его постигло, запомнилось Рине надолго. Джип словно стерся и размылся, как стирается акварельное изображение, на которое пролили воду. То, что от него осталось, не было ни состоянием расплавленного металла, ни растекшимся пластиком, ни горелой резиной. Это было состояние какого-то недобытия.

Водитель джипа – долговязый, худощаво-ловкий – удирал по лугу, втянув шею и то и дело бросаясь животом на землю. Потом вскакивал и, сутулясь, опять начинал бежать. Он явно ожидал взрыва и взрывной волны и не понимал, почему их нет. Берсерки и боевые ведьмы частично следовали его примеру, а частично удирали даже впереди его. Причем многие удирали с оружием с руках, чтобы потом можно было сказать, что они отступали.

Пеги входили в землю не в одной точке, а в разных – кто-то рядом с рогриком, кто-то в само его корчащееся тело. Точно множество дробин врезалось в мишень, прорывая ее, и там, где это происходило, возникала дыра. Рядом с рогриком в земле появилось неровное, некруглой формы отверстие, и отверстие это втягивало в себя все, что находилось рядом: траву, воду озерца, дорогу, забор. Туда же, в отверстие, с хлюпаньем засасывало и корчащегося, пытавшегося ускользнуть рогрика.

Получится ли у него? Пегов в небе оставалось совсем немного. Табун почти весь ушел в нырок, а рогрик, израненный, во многих местах прожженный, теряющий свои проглоченные шары, все держался. Точно гусеница или змея, которую палкой проталкивали в узкую бутылку, он повис в Межмирье, но, зацепившись головой, пытался втянуть свое рыхлое туловище обратно. Где-то там, далеко, видное только Рине и Сашке, потому что они смотрели сверху в сияющую дыру, мясной накипью клубилось болото.

Болото кипело, заполняло Межмирье, но сияющее отверстие, оставленное табуном пегов, не было дырой в границе и имело другую природу. Оно быстро затягивалось. Вот-вот оно должно было совсем захлопнуться, и тогда рогрика неминуемо унесло бы в болото.

– Ну что, получил?! Падай, падай давай! – закричала Рина смешные, детские какие-то слова.

Она была убеждена, что рогрик вот-вот сорвется, что песенка его спета, но тот как-то зацепился и медленно втягивал свое тело в незатянувшуюся брешь. Делал он это, один за другим протискивая в щель шары – составлявшие его тела эльбов, обретших, казалось, новую жизнь.

Боясь, что рогрик сумеет выбраться, Сашка сбросил алебарду и сам стал спускаться. Он решил, что столкнет рогрика алебардой. О том, что даже капля его слизи смертельна и смотреть на него вблизи нельзя, он сейчас как-то не думал.

Однако прежде чем Сашка спустился, у трещины рядом с рогриком появилась маленькая иссохшая фигурка. По виду она принадлежала старику. В правой руке старик держал большой зонт, причем держал не за ручку, а за противоположную ей часть. На секунду старик качнулся, заваливаясь назад. Зонт он сжимал, словно это был раскаленный прут. Его так и корчило от боли.

«Уронит!» – подумала Рина, но старик, издав хриплый крик, перехватил зонт обеими руками и нанес по голове рогрика сильный удар сверху. Из прорванной кожи на старика брызнула слизь. Он закричал от боли, выронил зонт и умер. Еще спустя мгновение слизь высохла, потрескалась, и рогрик, соскользнув, полетел навстречу болоту. Граница мира сомкнулась. Ощущение размытости исчезло, и теперь луна светила просто на серый пустырь, истерзанный колеями от грузовиков.

Старик, нанесший рогрику смертельный удар, сполз на землю и лежал лицом вниз. Макс, подбежавший первым, перевернул его. Лицо старика было сильно изуродовано брызгами слизи, но Макс узнал его.

– Д-д-д… Денис! Это Д-денис!

К ним приблизились Кузепыч и Витяра. Родион прикрывал их. Он вновь успел вооружиться арбалетом. Кто-то из берсерков мог остаться и выцеливать сейчас площадку, чтобы свести счеты.

– Как он сумел взять зонт Долбушина и выжить? Зонт должен был убить его, – спросил Кузепыч.

– Ни одна вещь не убивает сразу. А Денис жил очень быстро. И ручки зонта не касался, – Витяра стоял и смотрел на Дениса. Взгляд его не был тоскливым, но полным светлой печали. – Мы понятия не имеем, когда он взял зонт и сколько времени обдумывал свой поступок. Быть может, не сразу решился. Для нас прошли минуты, для него же – недели, если не месяцы. И что-то переменилось в нем в это время. Он что-то понял и определил для себя.

– И он ударил рогрика зонтом?

– Да. Ему было очень больно. Я видела, как он его держал, – Рина успела спуститься и теперь стояла вместе со всеми.

– Что будет с Д-денисом? – заикнулся Макс.

Почему-то он адресовал свой вопрос к Витяре, словно тот мог знать ответ.

Витяра потянул себя за красное полукружье уха. Афанасий утверждал, что вся мудрость Витяры – в этих торчащих ушах и улавливается она из космоса методом фотосинтеза.

– Он был сложный, изломанный. Настоящий мозгокрут. Но в свой последний миг сумел измениться и вновь стал шныром. А раз так, то, возможно, мы когда-нибудь встретимся с ним за Второй грядой, если сами за нее попадем! – сказал Витяра.

Рина залезла на забор и, используя укрупняющие возможности нерпи, посмотрела на луг. У леса она увидела Гая, которого прикрывали его арбалетчики. Вид у Гая был хмурый, однако Рина не назвала бы его подавленным. За Гаем короткими перебежками двигался Белдо и что-то оживленно щебетал. К удивлению Рины, Белдо выглядел даже веселым.

«Рад, что ли, что рогрик не продырявил наш мир, а они избавились от лишних эльбов и смогут теперь напустить новых?» – озадачилась Рина.

Внезапно на дороге, шедшей через поле, она увидела светлое пятно. При лунном свете казалось, что пятно плывет над дорогой как призрак, не касаясь ее. Рина различила Кавалерию, скачущую к ним на однокрылом Икаре.

«Почему на Икаре? Почему скачет, а не летит? В ШНыре же полно других пегов. Они все оседланы…» – удивилась Рина.

И еще она поняла, что дорога, по которой скачет Кавалерия, та же, по которой сейчас движется Гай. Тревожась за Кавалерию, она схватилась за кентавра, чтобы предупредить ее. Видимо, кентавр Кавалерии тоже сработал. Рина услышала топот копыт и сбитое дыхание Икара. При этом сама Кавалерия молчала, слышно было лишь, как рукав ее куртки трется о нерпь.

– Тут Гай! Осторожно! Тут Гай! – закричала Рина.

Она видела, как Кавалерия проскакала недалеко от Гая. Пропуская ее, тот подвинулся на обочину дороги и строго прикрикнул на арбалетчика, вздумавшего было прицелиться во всадницу. Потом, что тоже было странно, низко и старомодно поклонился Кавалерии, откинув левую руку, а правой коснувшись груди. Поклон этот походил на то, как если бы Гай вынул свое сердце и скатил его с ладони под ноги Кавалерии.