Монсегюр. В огне инквизиции - Татьяна Семенова

Народу тем временем прибывало. В дверях появился Перелья, следом ещё несколько рыцарей. Саша, почувствовав, что он здесь уже лишний, медленно направился к выходу. Его нагнал Эскот. Придерживая за локоть, помог подняться по крутым ступенькам.

В комнате Саша рухнул на кровать и мгновенно заснул.

Когда он проснулся, Эскот сидел рядом на стуле и смотрел на него.

— Бертран Мартен хочет тебе сделать подарок, — сказал он.

Саша удивлённо поднял брови. Что-то про Бертрана Мартена? Всё ли с ним в порядке?

Эскот будто прочитал его мысли — догадаться было несложно, он просто увидел тревогу на лице Саши.

— С Бертраном Мартеном всё в порядке, — широко улыбнулся он.

Саша опять всё понял.

Поднявшись, Эскот знаком пригласил следовать за ним.

Пройдя всё тем же длинным коридором, они оказались в небольшой аскетично обставленной комнате. В кресле сидел патриарх катаров. Он улыбнулся, приветствуя гостей. Его лицо уже не было таким бледным, и выглядел он вполне бодро. Взгляд ясный и очень тёплый. Саша в очередной раз отметил, что человек может скрыть многое, искусно меняя выражение лица, как театральные маски, в зависимости от ситуации и важности момента. Но глаза всегда выдают, кем является он на самом деле. У Бертрана Мартена были очень умные, выразительные глаза, излучающие доброту и мягкость.

— Как жаль, что я не могу в полной мере высказать вам свою благодарность, — обратился Бертран Мартен к Саше, при этом его голос звучал очень тихо и доверительно. — Эскот, вы говорили, что в замке Юссон остался друг этого благородного юноши, который хорошо владеет нашим языком. Не будете ли вы так любезны передать ему мои слова благодарности, с тем, чтобы он перевёл их этому храброму молодому человеку.

— Без всякого сомнения, — кивнул Эскот. — Однако я думаю, что наш доблестный рыцарь, — и он посмотрел на Сашу, — всё и так понял, без лишних слов.

— И всё-таки. Я вас прошу, — настоятельно произнёс Бертран Мартен.

Эскот кивнул.

Бертран Мартен протянул руку, и Саша увидел у него на ладони красивый серебряный амулет на цепочке, выполненный в виде чаши, над которой склонился голубь с раскрытыми крыльями.

— Это символ катаров, — сказал патриарх. — Чаша — это Святой Грааль, а голубь символизирует Святой Дух, который прилетает каждую Страстную пятницу, чтобы наполнить Священный Сосуд новой силой. Носите его, мой друг. Он будет помогать вам.

Бертран Мартен вложил амулет в Сашину ладонь. Ветров немного растерялся, но патриарх, заметив это, сделал знак, что амулет теперь принадлежит ему. Ветров поблагодарил катара и надел амулет на шею. Затем, попрощавшись, тихо вышел из комнаты.

Эскот повёл Сашу в зал, где их уже ждал завтрак.

— Надо спешить, — сказал он и указал на окно.

Солнце уже прошло четверть своего пути.

Они быстро поели, попрощались со всеми и тронулись в обратный путь.

Декабрь 1243 года. Лангедок. Замок Юссон

В то утро, когда ребята покинули замок, Аня — то ли от вынужденного безделья, то ли от истомившего её уныния — решила прогуляться по территории замка. В самом деле, быть затворницей в комнате, терпеть одиночество сейчас, когда главные события происходят где-то там, в Монсегюре, было просто невыносимо. И как это в сказках принцессы сутками ждали у окна своих принцев? Просто смешно.

Гуляя по дорожкам замка, она с интересом наблюдала за происходящим вокруг. Жизнь кипела. Каждый занимался своим делом — в кузнице раздавался звон молота, какие-то люди разгружали поклажу с повозок, дородная женщина вышла из курятника с корзиной, полной яиц, и понесла её в небольшой каменный дом, который, вероятно, был кухней, потому что оттуда доносились вкусные запахи стряпни.

«Странно, — подумала Аня, — почему у них кухня находится в другом здании, а не в главной башне. Ведь пока горячую еду донесут до столовой, всё остынет». Она вспомнила, что сегодня за завтраком еда была еле тёплой, хотя всё равно очень вкусной.

Рассуждая так, Аня не заметила, как вышла на тропинку в саду. «Наверно, здесь красиво летом, а особенно весной, когда всё цветёт», — подумалось ей.

Пройдя немного, она увидела скамейку среди кустов акации и жимолости. Прямо напротив находился фонтан. Сейчас он не работал, но летом, наверно, здесь было восхитительно. Она уселась на скамейку и задумалась. Чем всё это закончится? Вернутся ли они домой? Стало невыносимо тоскливо. Сердце сжалось от мысли, что с ребятами ведь может что-то произойти. Что-то нехорошее. Она останется совершенно одна в этом чужом, враждебном мире. Как одуванчик на ветру.

Страх глубоко проник в её сознание. Ей показалось, что она даже ощутила его физически. Всё вокруг словно застыло, как чёрно-белая фотография, в сероватом тумане. Какой ужас! Аня закрыла глаза. Нет, так нельзя. Это начало безумия! Она не выдержит! Надо взять себя в руки. Голос разума пробился сквозь мощную волну негативных эмоций. «Разве мир, в котором ты оказалась, необитаемый остров? Вот там человек был бы действительно одинок». Но тут же послышался другой вкрадчивый шёпот: «Одиночество многолико! Быть одиноким и страдать от одиночества — разные вещи».

Аня вспомнила детство. Ей было лет пять или шесть. Она шла по заброшенному железнодорожному полотну. Рельсы, идущие параллельно, уходили в бесконечность, и где-то там, вдалеке, встречались. Это было отчётливо видно. Она шла всё дальше и дальше, но точка пересечения отодвигалась, по-прежнему оставаясь на недосягаемом расстоянии. Она даже расстроилась и чуть не расплакалась. «Параллельные линии никогда не пересекаются», — сказал отец. И это «никогда» показалось ей совершенно чужим словом. «Но я же вижу, они сходятся!» — упрямо закричала она. «Это всего лишь иллюзия», — улыбнулся отец.

Вкрадчивый голос опять зашептал: «Этот новый мир, эти люди в нём и ты — две параллельные прямые. Они могут идти очень близко, но никогда не пересекутся». Разум продолжал твердить: «Развитие жизни неизбежно предоставляет возможность изменить себя, подстроиться под новый мир. Полюби его, и он ответит тебе взаимностью». Полюбить этот мир?! Как это возможно? Здесь всё чужое.

Аня вдруг явственно услышала свой собственный голос. Неужели она разговаривает сама с собой? Она откинулась на спинку скамейки. «Всё! Хватит об этом думать! — твёрдо решила она. — Иначе я действительно сойду с ума».

Она перевела взгляд на фонтан. Красивые барельефы украшали его боковые стенки — нимфы в лёгких платьях, взявшись за руки, танцевали какой-то феерический танец. Волосы их были распущены и украшены венками из полевых цветов. Лица выражали восторг. А изящные маленькие ножки, обутые в сандалии, изображали быстрое движение танца. Казалось, что сейчас они выпрыгнут из своего каменного плена и закружат весёлый хоровод прямо на дорожках сада. Ане стало легко.