Зовущие к огню - Александр Афанасьев

– они рано или поздно проявятся. Если они ждут тебя – пусть ждут, пусть нервничают. Вон диван.

Аюб плюхнулся на диван в расстроенных чувствах.

– О, Аллах, как это тяжело… – пожаловался он

Тяжело… о Аллах, посмотрите на него, ему тяжело. Он перемещается по одному из красивейших и современнейших городов мира на автомобиле за четыреста тысяч долларов, пьет харам, трахает свою кяфиру – и ему тяжело. О, Аллах…

Ты еще не знаешь, что это – тяжело. Ты не рождался в хижине, под полом которой кишат крысы. У твоей матери было в достатке молока для тебя. Ты учился в нормальной школе, и отец не посылал тебя просить милостыню и подрабатывать, где придется. И у тебя был нормальный отец. Он не приходил домой злой, от того что ему снова нечего принести в семью, и чтобы сорвать эту злость, скрыть свой стыд и свою безнадежность – он не бил тебя и мать чем попало.

Ничего этого у тебя не было. Ты тоже ведешь джихад – но ты ведешь его от сытости…

А миллионы и миллионы мусульманских детей голодают. Они голодают, потому что Запад, сытый и надменный христианский Запад – отнял будущее у них и у их отцов. Но ничего. Скоро они расплатятся за свою надменность. Живые позавидуют мертвым…

– Расскажи мне про вашу хиджру… – попросил полковник.

Аюб поджал плечами.

– Да там мало чего рассказывать было. После того как отец из Чечни выселился, мы в соседней Грузии какое-то время пересиживали, у родственников. Мама тогда беременна мной была, ехать было нельзя. Я потом туда приезжал, место это называется Панкиссия. Там всегда чеченцы жили. Горы… земли мало, жить тяжело. Но когда рабов моджахеды привезли, полегче стало… Потом типа революция случилась, местные, грузины, движения навели туда-сюда, да. Американцы стали приезжать, и весь этот неджес начался… ну, там из Грузии солдат в Афганистан отправили сражаться с правоверными за американские деньги. Отец вовремя вкурил, что нездоровые движения начинаются, не по шариату, и мы сюда переехали. А потом типа все эти движения начались, в Ливии, в Сирии – короче, во имя Аллаха. Батя меня в универ заслал, типа, чтобы я учился. Но я на универ забил и вышел на пути Аллаха…

– Да ты повторил путь шейха Осамы…

– Да? Круто. Эфенди Фуат, а можно вам вопрос задать?

– Задай.

– А чего вы в девяностых на Рашку не напали? Она же слабая была, ее Басаев с сотней моджахедов на колени ставил. А у вас армия, все дела. Щас бы до Ростова дошли, Крым ваш был бы.

Фуат-эфенди улыбнулся…

– Не все так просто, мой юный друг. Ты знаешь, такую историю – когда американцы разбирались с Саддамом – это девяносто первый год был, тебя еще не было – у нас патриоты предлагали ввести войска в Мосул. Так вот, начальник генерального штаба турецкой армии подал в отставку67.

– Да? А почему?

– Ну, они все учились в американских и французских военных академиях, понабрались там всякого неджеса. Он считал, что Турция не имеет права менять установленные границы, даже если их установили кяфиры.

– Да. А что с ним сделали?

– С ним? Ничего, он умереть успел. Но недавно был суд над такими, как они, много кого приговорили к пожизненному как предателей. Что касается твоего вопроса, Аюб, то ты многого не знаешь. Но это тебе простительно по молодости лет. Так вот, чтобы ты знал, у нас был план захвата постсоветского пространства, который составили истинные правоверные и патриоты. Начаться все должно было с нашего братского Азербайджана – был там такой президент, Абульфаз Эльчибей. Он должен был со своими людьми пойти в Баку, где уже ждал команды наш спецназ. Надо было убрать этого куфарского прихвостня Алиева и страна была бы нашей. А потом – мы бы сразу пошли на Кавказ и русисты уже не смогли бы вас захватить…

– А почему не сделали тогда?

– Снова предатель. Наш президент, тогда им был Сулейман Демирель – позвонил Алиеву и все рассказал. Буквально за час до того как его должны были казнить во имя Аллаха68….

– Он же предатель!

– Ну… да. Так и есть.

– И что вы с ним сделали?

– Ничего. Он умер семь лет назад.

Аюб разочарованно фыркнул.

– Предателю надо было голову отрезать.

– Зачем?

Этот простой вопрос ввел молодого чеченца в ступор. А полковник турецких спецслужб, один из тех, кого в Турции называли «серые волки», представитель «глубинного государства» – постоянно действующего военно-националистического вооруженного подполья – глядя на этого молодого и в сущности очень наивного человека – реши позволить себе немного того, чего он почти никогда себе не позволял. Откровенности.

В конце концов – каждый мастер нуждается в ученике и каждый режиссер – в зрителе. Хотя бы немного. Не миновало сие и полковника Фуата.

– Зачем надо было его убивать, Аюб?

Полковник явно ждал ответа

– Но он же предатель!

– И он турок.

– Но разве это прощает его предательство?

Полковник Фуат покачал головой

– Скажи, Аюб, почему вы проиграли? Почему мы сейчас сидим не в Грозном, а здесь, в Дубаи? А?.. Вы проиграли, потому что у вас не было чувства народа!

Это обвинение – неожиданное и страшное – ввело молодого чеченца в ступор. Но ненадолго. Немного оклемавшись – он ринулся возражать.

– Как же так не было?! Сотни, тысячи бойцов приняли мученическую смерть за народ! В моем тейпе не было никого, кто бы уклонился.

– И вы одержали победу. А потом тут же перегрызлись между собой, верно? Каждый увидел врага друг в друге… Аюб, я верю, что это отступление временное. Но надо понимать его причины. Я не раз был там, где живут в окрестностях Стамбула ваши беженцы – они живут в палатках, и прошло больше двадцати лет, а некоторые из них так и не получили паспорта. Почему так? Потому что вы готовы видеть врага друг в друге. Проявляйте милосердие к своим просто потому, что они свои. Приберегите свою ярость для врагов, не обрушивайте ее друг на друга. Когда вы сможете – вы действительно станете одним народом.

Аюб мрачно думал, потом покачал головой.

– Прощать предателя. Извините, эфенди, но это слишком.

– Решать вам.

Странный для обеих участников разговор, прервал один из подручных полковника.

– Эфенди, сюда. … Вы не это ищете?

Полковник прочитал объявление. Оно было составлено на двух языках. Английский и арабский.

– Какой это диалект?

– Сирийский, эфенди.

– Ты уверен?

– Вот, смотрите,