Джек и Джилл - Джеймс Паттерсон

– Не совсем в таких терминах, но понимаю, как это подходит для нашего случая. Следуя сценарию, здесь можно думать на кого угодно: на ЦРУ, на военных, на крупный бизнес и даже на нового президента Махони. История редко движется по прямой.

Я кивнул. По своему обыкновению, Кайл все схватывал на лету:

– Прошло уже тридцать пять лет после убийства Кеннеди, но до сих пор с точностью установлено лишь одно: существование заговора, – напомнил я.

– Да, никоим образом результаты медицинской и баллистической экспертиз не согласовываются с данными об убийце из Далласа, – кивнул Кайл.

– Вот видишь, и здесь мы сталкиваемся с похожей проблемой: слишком много подозреваемых. Что касается Кеннеди, то до сегодняшнего дня никто так и не смог установить причастность ни Линдона Джонсона, ни армии, ни ЦРУ, ни мафии. Можно смело провести параллель с тем, что происходит в данный момент, Кайл. Просто произошел переворот, чтобы неудобного президента заменить на более покладистого и управляемого. Такого, например, как Махони, который ждал этого момента за кулисами. Как с Кеннеди, так и с Бернсом, затронутыми оказались интересы ЦРУ и армии. А эта система не любит перемен и готова сопротивляться.

– Запомни, Алекс, что система всегда будет отчаянно сопротивляться и переменам и тем, кто попытается их воплотить.

Я нахмурился и кивнул:

– Я это запомню. Спасибо за содействие. Мы пожали друг другу руки.

– Слишком уж много подозреваемых, – подытожил я. – И не исключено, что это тоже является частью проклятого заговора. Наверное, таким образом, легче прикрыть свою задницу. Не удивлюсь, если так оно и есть на самом деле. Впрочем, меня уже ничто не сможет удивить. Ну, что ж, мне пора отправляться домой к детям.

– Очень правильно решение, – улыбнулся Кайл и помахал мне на прощание рукой.

Я находился дома и играл с детьми, стараясь теперь все время уделять им. Хотя время от времени передо мной возникало лицо Томаса Бернса. Иногда я видел симпатичную Шанел Грин или Вернона Уитли и даже несчастного Джорджа Джонсона, мужа Кристины. Кроме того, пару раз перед моим мысленным взором возникли тела Джинн и Бретта Стерлингов, распростертые на прозекторских столах.

Следующие несколько дней я трудился на кухне «Сент-Энтони», посвящая себя благотворительности. Там меня называют «мистер Арахисовое Масло». Я раздаю обеденные порции, а иногда и советы, если в них кто-то нуждается. Мне нравится эта работа, так как здесь получаешь куда больше, чем отдаешь.

Правда, первое время я никак не мог сосредоточиться. Я находился и здесь, и одновременно далеко отсюда. Понятие «никаких правил» засело во мне, словно кость в горле. Я просто задыхался от него. Слишком уж много получалось подозреваемых, чтобы можно было рассчитывать на успех в раскрытии убийства Томаса Бернса. А каждому полицейскому в Вашингтоне на расследование какого-то одного дела отводится строго определенное время. «Все закончено, – уговаривал я сам себя. – Кроме тех деталей, которые останутся с тобой навсегда».

На той же неделе поздно вечером я устроился на своей веранде. Я почесывал кошке Розе спинку, и она сладко мурлыкала. Несколько раз я задумывался, а не стоит ли мне поиграть на рояле, но не играл. Не хотелось мне сейчас ни Билли Смита, ни Гершвина, ни Оскара Петерсона. В моем мозгу свободно разгуливали всевозможные монстры, фурии и демоны. Всех размеров, полов, да еще и в человеческом обличий. Просто «Божественная комедия» Данте, все девять кругов.

Наконец, я не выдержал и, сев за рояль, сыграл сначала «Звездную пыль», потом «Тело и душу». Очень скоро я полностью погрузился в прекрасные звуки и даже не вспоминал о звонке, раздавшемся накануне. Я был временно отстранен от работы в полиции: это было дисциплинарное взыскание. Шеф Питтман, наконец-то, взял реванш.

Да, не спорю. Я был виноват. А дальше что?

В дверь кто-то постучал. Потом еще раз.

Я никого не ждал и никого не хотел видеть. Я только надеялся, что это не Сэмпсон. Да и вообще для гостей было уже поздновато.

Я схватился за пистолет. Но это так, рефлекс. Сила привычки. Ужасная привычка, если вдуматься.

Поднявшись из-за рояля, я отправился посмотреть, кого там принесло. После всего происшедшего недавно, меня бы не удивило, если бы за дверью оказался убийца Гэри Сонеджи, наконец-то явившийся свести старые счеты.

Я открыл заднюю дверь и тут же почувствовал, как моя физиономия расплывается в улыбке. Да что там, в улыбке, я просто расцвел. Словно свет озарил все вокруг. Какая приятная неожиданность! Мне сразу стало гораздо лучше.

Действительно, все мои заботы и тревоги рассеялись, как дым.

– Я никак не могла заснуть, – заявила Кристина Джонсон, и я уловил в ее голосе свою собственную интонацию. Именно эти слова я произнес, пытаясь оправдаться когда-то за свой поздний визит.

И еще мне вспомнилась характеристика, данная ей Деймоном: «Она будет покруче тебя, папочка».

– Привет, Кристина. Как дела? Господи, как я рад, что это именно вы! – почему-то шепотом произнес я.

– Я? А что, вы ждали кого-то другого?

– Нет. Только вас.

Я взял ее ладонь в свою руку, и мы прошли в дом на Пятой улице.

Дом.

Где все еще действуют определенные правила, где все находятся в безопасности, и где обитает победитель драконов. Живой и невредимый.

Наверное, этому никогда не будет конца. Вся наша жизнь так и будет напоминать бесконечное катание на «русских горках».

Наступил самый канун Рождества, и чулки с подарками были заботливо повешены возле трубы. Деймон, Дженни и я почти заканчивали наряжать елку. Оставалось повесить лишь нитки с нанизанным на них попкорном и красной клюквой.

В этот момент ожил проклятый телефон. Я поднял трубку. В комнате слышалась музыка: Нэт Кинг Коул исполняла рождественский гимн. На лужайке перед домом поблескивал свежевыпавший снег.

– Алло!

– Предположим. Если только я слышу доктора-детектива Кросса собственной персоной.

Мне не надо было спрашивать, кто звонит. Этот голос преследовал меня в кошмарах вот уже не один год.

– Сколько же времени мы с вами не беседовали, – продолжал Гэри Сонеджи. – Я уже соскучился без вас. А вы без меня?

Несколько лет назад Гэри Сонеджи похитил в Вашингтоне двоих детей. Из-за него мы пустились в совершенно немыслимые поиски, длившиеся много месяцев. Из всех убийц, с которыми мне приходилось сталкиваться, Сонеджи, бесспорно, был самым умным. Он даже смог одурачить некоторых из нас, убедив их в том, что он действительно страдает расщеплением личности. Дважды он совершал побег из тюрьмы.

– Я тоже частенько вспоминаю вас, – признался я.