Грань риска - Робин Кук

— Кажется, да, — неохотно согласился Стентон. Он протянул Ким руку, и она пожала ее.

Ким смотрела, как Стентон возвращается в лабораторию. Куда девалась его пружинистая уверенная походка? Он шел, волоча ноги, как старик, руки его висели как плети, будто в каждой он тащил по тяжеленному чемодану. Ким почувствовала острую жалость, она понимала, как расстроен Стентон. Ведь он, нарушая свои принципы, вложил в «Омни» весь наличный капитал.

Поднявшись на чердак, Ким подошла к слуховому окну, выходившему на лабораторию, как раз в тот момент, когда Стентон входил в здание. Она не рассчитывала, что он добьется успеха и уговорит Эдварда прекратить прием «ультра», но, во всяком случае, ее совесть будет чиста. Она предприняла все, что было в ее силах.

В этот вечер Ким сделала над собой усилие и дождалась возвращения Эдварда, хотя он появился дома только во втором часу ночи. Она читала, когда услышала, как хлопнула входная дверь и на лестнице послышались тяжелые шаги Эдварда.

— Вот это да! — воскликнул он, заглядывая в спальню Ким. — Должно быть, книжка чертовски интересна, если ты до сих пор не спишь.

— Я нисколько не устала и не хочу спать, — сказала Ким. — Входи.

— Я страшно вымотался, — признался Эдвард. Он вошел в комнату и, широко зевнув, рассеянно погладил Шебу. — Мне бы сейчас только до кровати добраться. После полуночи во мне словно срабатывает часовой механизм. Это просто удивительно, как быстро я засыпаю, стоит мне устать. Если я сяду, то, скорее всего, через пару минут усну, но стоит мне лечь, тут уж ничто меня не удержит, я отрубаюсь в момент.

— Я это заметила, — согласилась Ким. — Ночью в воскресенье ты даже не успел выключить свет.

— Мне надо было бы обидеться на такие слова, — проговорил Эдвард. Он блаженно улыбался. — Но я не стану этого делать. Я же понимаю, что они продиктованы заботой обо мне.

— Ты собираешься рассказать мне, о чем вы говорили? — спросила Ким.

— А ты будто не знаешь, — язвительно заметил Эдвард. — У Стентона вдруг пробудилась трогательная забота о моем здоровье. Я понял, что ты стоишь за его спиной, как только он открыл рот. Сочувствие чужим проблемам не в его характере, раньше я такого за ним не замечал.

— Он рассказал тебе о нашей сделке? — спросила Ким.

— О какой еще сделке? — удивился Эдвард.

— Он согласился попробовать уговорить тебя прекратить прием лекарства в обмен на то, что я попробую убедить тебя оставить финансовую сторону «Омни» на попечение Стентона.

— И ты, Брут, — шутливо промолвил Эдвард. — Как это — прекрасно. Два самых близких мне человека сговариваются за моей спиной.

— Ты же сам признал, что нами движет забота о твоих интересах.

— Мне кажется, я сам могу решить, что для меня лучше, — дружелюбно произнес Эдвард.

— Но ты очень изменился. Даже Стентон отметил, что ты изменился настолько, что стал похож на него.

Эдвард от души расхохотался.

— Как здорово! — воскликнул он. — Я всегда мечтал стать таким раскованным и незакомплексованным, как Стентон. Жаль, что мой отец слишком рано умер. Сейчас он был бы мной доволен.

— Это не так забавно, как ты хочешь представить! — возмутилась Ким.

— Я нисколько не шучу, — парировал Эдвард. — Я просто наслаждаюсь тем, что я теперь напорист, а не робок и застенчив.

— Но это же очень опасно — принимать непроверенное лекарство, — настаивала Ким. — Кроме того, тебя разве не беспокоит этическая сторона вопроса: ты приобретаешь определенные черты характера, принимая химическое соединение, а не на основе своего жизненного опыта? Это фальшивка, и она очень похожа на надувательство.

Эдвард присел на край кровати Ким.

— Если я сейчас усну, тебе придется вызывать подъемный кран, чтобы перетащить меня в мою постель, — усмехнулся и зевнул, прикрыв кулаком рот. — Слушай, прелесть моя. «Ультра» не непроверенный препарат, он просто не полностью проверен. Но он не токсичен, а это очень важно. Я буду принимать его до тех пор, пока не появятся серьезные побочные эффекты, в чем я искренне сомневаюсь. Что касается второго пункта, мне совершенно ясно, что нежелательные черты характера, в моем случае это застенчивость, только усиливаются в результате приобретения жизненного опыта. Прозак при длительном лечении, а теперь «ультра» — причем намного быстрее — открыли во мне реального, настоящего меня, человека, чья личность была подавлена серией неудачных жизненных опытов, которые сделали меня совершенно неуклюжим и неловким созданием. Моя теперешняя личность — это не продукт действия «ультра» и это не фальшивка. Моя теперешняя личность смогла выступить на первый план, несмотря на наличие нейронных сетей, которые привыкли отвечать на различные жизненные коллизии однозначной реакцией избегания и застенчивости.

Эдвард улыбнулся и ободряюще похлопал Ким по ноге через одеяло.

— Смею тебя заверить, что я никогда в жизни так хорошо себя не чувствовал. Верь мне. Единственное, чем я сейчас озабочен, это тем, что мне надо принимать «ультра» до тех пор, пока нынешние нейронные ответы не сформируются в устойчивую сеть, и когда я прекращу прием этого лекарства, я останусь таким, каков сейчас, а не стану снова застенчивым, неловким слюнтяем, вернувшись в свое прежнее «я».

— Ты говоришь очень убедительно и разумно, — вынуждена была признать Ким.

— Я говорю правду, — настаивал Эдвард. — И я хочу остаться таким. И, наверное, я бы стал таким сам, если бы мой папаша не был редкостным занудой.

— Но что ты скажешь о забывчивости и параноидальной подозрительности? — спросила Ким.

— Какая еще паранойя? — удивился Эдвард.

Ким напомнила ему, как он прибежал домой звонить по телефону и выходил на улицу из лаборатории, чтобы поговорить со Стентоном.

— Это не паранойя! — возмутился Эдвард. — Эти типы в лаборатории, мои драгоценные сотрудники, стали завзятыми сплетниками, каких мне никогда еще не приходилось встречать. Я просто пытаюсь оградить от них и их языков свою личную жизнь.

— Но и Стентону, и мне это показалось паранойей, — заметила Ким.

— Могу заверить тебя, это не так, — улыбнулся Эдвард. Легкое раздражение, которое он испытал, когда его назвали параноиком, быстро прошло. — Насчет забывчивости — это я согласен, но паранойей тут и не пахнет.

— Но почему бы не прекратить прием препарата сейчас и не возобновить его позже, когда работа будет доведена до клинической стадии?

— Какая ты упрямая, тебя, оказывается, совсем нелегко в чем-то убедить, — посетовал Эдвард. — И, к сожалению, сейчас я слишком измотан и не могу больше продолжать этот спор. У меня просто закрываются глаза, ты уж прости. Мы можем возобновить разговор утром, хотя это продолжение нашего давнишнего беспредметного спора. Но сейчас я иду спать.

Эдвард наклонился, поцеловал Ким в щеку и нетвердой походкой вышел из ее спальни. Она слышала, как он несколько минут ходил по своей комнате, а потом до ее слуха донесся его храп. Он уснул моментально.