Банда 2 - Виктор Пронин

— Запираешься, Павел Николаевич?

— С некоторых пор.

— И правильно делаешь. Я бы тоже на твоем месте запирался.

— Есть новости? — спросил Пафнутьев.

— Сбываются самые смелые твои предсказания, Павел Николаевич. Или самые кошмарные, не знаю даже как выразиться... Нашли голову Ковеленова — Где?

— У нас во дворе... В двух шагах отсюда. Под скамейкой. Ее слегка листьями присыпало, а то бы еще утром увидели. Детишки мяч гоняли и увидели.

Один полез под скамейку за мячом, а она того... Смотрит.

— Кто она?

— Голова.

— Так... А остальное?

— Пока нету... Найдется, куда оно денется, без головы-то... Похоже, они сознательно делают так, чтобы все нашлось, все обнаружилось, произвело впечатление... Ведь ту же голову нетрудно было в лесу зарыть, утопить, присыпать мусором на городской свалке... Нет, во двор прокуратуры. Это для тебя гостинец, Павел Николаевич, тебе лично послание...

— Знаю.

— А от кого, знаешь?

— Да.

— Похудел ты, Павел Николаевич.

— Похудеешь... Что наша дамочка?

— Странный это страховой агент, Павел Николаевич, — оперативник расстегнул плащ, не снимая его, положил на приставной столик кепку. — У нее самый высокий процент угнанных машин. У кого одна машина угнана, у кого ни одной... А у этой — семь, — оперативник посмотрел на Пафнутьева, пытаясь понять — усвоил ли тот важность информации. -У оперативника было худое лицо, искривленный в молодости нос, напоминающий о бурном дворовом прошлом, большие костистые руки и сутуловатость, из-за которой он всегда смотрел на людей словно бы исподлобья, испытующе.

— Дальше, — бросил Пафнутьев.

— Очень общительная женщина, эта Цыбизова. Ну, просто очень. Со всеми дружит, все обо всех знает, во всем разбирается... И до того добрая у нее душа, что всегда она готова задержаться в конторе, помочь оформить документы, а в случае, если кто заболеет, только она соглашается обойти чужих клиентов, собрать взносы...

— Понял. А тех, кому помогала... У них тоже угоны?

— Именно.

— Связи?

— Здесь тоже вязко, Павел Николаевич... Ты слышал о человеке по фамилии Байрамов?

— Кто-то мне о нем говорил... Так что он?

— Владелец заводов, контор, переходов...

— Каких переходов?

— Подземных. Купил десяток подземных переходов и уставил их киосками. И получилось, что в каждом таком переходе у него небольшой универмаг? Но подбирается и к центральному универмагу.

— Слышал, — вздохнул Пафнутьев.

— Мой человек устроился в доме напротив и видит всех, кто ходит к Цыбизовой. Он установил фотоаппарат на треногу и щелкает всех, кто входит в этот подъезд, кто выходит. Жильцов уже знает, а вот новичков снимает на пленку... Вот посмотри, — оперативник протянул пачку снимков.

Пафнутьев взял снимки, повернулся спиной к окну, чтобы они были лучше освещены и принялся медленно их перебирать. Снимков было много, но не; было твердой уверенности, что все эти люди направлялись именно к Цыбизовой.

— Хорошие снимки, — сказал Пафнутьев.

— Именно.

— Как сердце? Еще трепещет при виде страхового агента?

— Знаете, Павел Николаевич, привыкаю. Это всегда так — чем лучше узнаешь человека, тем меньше оснований его любить. Пока не знаешь человека, все качества ему додумываешь, и, конечно, не скупишься, награждаешь его и тем, и этим... Что вы там увидели? — спросил оперативник, заметив, что Пафнутьев внимательно всматривается в очередной снимок. На фотографии был изображен молодой человек, в черной кожаной куртке, невысокий, широкоплечий, настороженно смотрящий куда-то в сторону-. Пафнутьев сразу узнал его, он с некоторых пор узнал бы его в любой одежде.

Это был Амон.

— Тоже захаживал? — спросил он у оперативника.

— Два или три раза.

— Один приходил, один уходил?

— Да, он, похоже, не любит больших компаний. Думаете, был именно у Цыбизовой?

— Нисколько в этом не сомневаюсь.

— А то уж мы подумали, что он ходит к кому-то другому, хотели отсеять его...

— Ни в коем случае! Это самый важный наш улов. Что «девятка.»? Стоит под окнами?

— Стоит, но, кажется, никого это не интересует.

— Вот этот тип уже клюнул, — Пафнутьев постучал пальцем по физиономии Амона. Он ради «девятки» заглядывал. Куда он дальше направился?

— Не знаю... Такой задачи не было...

— Пусть твой фотограф время от времени наводит свой объектив и на «девятку»... Клиент созрел. Вы ее подготовили как-нибудь?

— Тормоза отключили... Стоит им чуть с места сдвинуться, тут же в кусты упрутся, в забор, в дом... А ребята всегда наготове. Байрамов, — оперативник выдернул из пачки снимков один и положил на стол. — На нем был изображен небрежно одетый, небрежно причесанный человек с брюшком и широкой физиономией. Поза у Байрамова была несколько неуверенной, он отвел руку в сторону, не то ища поддержки, не то предлагая кому-то опереться на его руку...

— Пьяный? — спросил Пафнутьев.

— Это с ним случается.

— Ночку провел в этом доме?

— Именно.

— У Цыбизовой?

— Ну, — утвердительно произнес оперативник. И еще один снимок заставил Пафнутьева удивленно вскинуть брови — он увидел Зомби. Неестественно распрямленная спина, палка, темные очки и напряженность во всей фигуре, какая бывает у слепых, передвигающихся по улице наощупь. Зомби, правда, хорошо видел, глаза у него остались в целости, как и зубы, но после нескольких месяцев неподвижного пребывания на больничной койке, после десятка операций, фигура его не приобрела еще достаточной гибкости, уравновешенности, уверенности при ходьбе.

— Надо же, и этот здесь, — пробормотал Пафнутьев. — Или тоже из этой компании?

— А, этот, — понимающе протянул оперативник. — Мы с вами, Павел Николаевич, уже о нем говорили. Помню я его, при мне как раз было. Он вначале прошелся вдоль дома, приглядываясь, словно набираясь решимости... Не легко он вошел в подъезд, нельзя сказать, что на крыльях влетел... На подъезд смотрел, потом головой вертел — номер дома высматривал... Ну, и так далее.

— И все-таки вошел?

— Да. И пробыл там довольно долго.

— Так... Вышел, а дальше?

— Опять вертел головой, пытался, видимо, как-то сориентироваться, но сообразил все правильно и зашагал в сторону центра.

Пафнутьев придвинул телефон, некоторое время угрюмо смотрел на него, потом медленно набрал номер.

— Овсов? Приветствую.