Графиня де Шарни. Том 1 - Александр Дюма

По этим пазам и падал при помощи распрямлявшейся пружины нож в виде полумесяца, скользя под действием собственной тяжести, в сотни раз увеличенной силой пружины.

Между столбами было приспособлено двустворчатое окошко с отверстием, в которое могла пройти человеческая голова; когда створки окошка соединялись, шея оказывалась как в кольце.

В определенный момент срабатывал рычаг, представлявший собой доску длиною в человеческий рост, и эта доска оказывалась на уровне окошка.

Все это, как видит читатель, было неплохо придумано.

Пока плотники, мастер Гидон и доктор заканчивали сооружение машины, пока Калиостро и Жильбер обсуждали ее устройство, — граф оспаривал у доктора Гильотена славу изобретателя, полагая, что у его машины есть предшественницы: итальянская mannaya и в особенности тулузский топор, при помощи которого был казнен маршал Монморанси, — новые зрители, вызванные, без сомнения, также для участия в опыте, заполнили двор.

Среди них был уже знакомый нам старик, сыгравший одну из главных ролей в нашей длинной истории; ему суждено было скоро умереть от неизлечимой болезни; однако по настоятельному требованию своего собрата Гильотена он был вынужден подняться с постели и, невзирая на ранний час и ненастную погоду, приехал посмотреть, как действует машина.

Жильбер узнал его и почтительно пошел к нему навстречу Его сопровождал г-н Жиро, парижский архитектор; своей должности он и был обязан специальным приглашением.

Вторая группа держалась особняком; она состояла из четырех чрезвычайно просто одетых мужчин, которые ни с кем не здоровались, да и с ними тоже никто не раскланивался.

Едва войдя во двор, эти четверо прошли в самый дальний угол, подальше от Жильбера и Калиостро, и держались в этом углу со всею скромностью, тихо переговариваясь и, несмотря на дождь, обнажив головы.

Предводитель этой группы или по крайней мере тот, кого трое других почтительно слушали, когда он что-нибудь тихо им говорил, был высокий господин лет пятидесяти двух; у него было открытое лицо, он доброжелательно улыбался.

Звали этого человека Шарль-Луи-Самсон; он родился 15 февраля 1738 года, присутствовал на казни Дамьена, четвертованного его отцом, а также помогал ему, когда тот имел честь отрубить голову г-ну де Лалли-Толендалю. У него было прозвище: «парижский мастер».

Трое других господ были: его сын, на долю которого выпала честь помогать ему в готовившейся казни Людовика XVI, и двое его помощников.

Присутствие «парижского мастера», его сына и двух его подручных красноречиво свидетельствовало о назначении страшной машины г-на Гильотена, лишний раз доказывая, что его опыт проводился если не по приказу, то уж во всяком случае с одобрения правительства.

«Парижский мастер» был теперь печален: если машина, на испытание которой его позвали, будет одобрена, вся заманчивая сторона его профессии уйдет в тень; исполнитель, являвшийся толпе в образе карающего ангела с пылающим мечом в руке, превращался в палача, всего-навсего Дергающего за веревку.

Вот в чем, по его мнению, состояло истинное противоречие, Дождь превратился в неприятную морось; опасаясь, как бы непогода не испугала кого-нибудь из зрителей, доктор Гильотен обратился к более важным из них, то есть к Калиостро, Жильберу, доктору Луи и архитектору Жиро, почувствовав, подобно директору театра, нетерпение публики:

— Господа, мы ждем только доктора Кабаниса. Как только он прибудет, мы можем начинать.

Едва он проговорил эти слова, как третья карета въехала во двор; из нее вышел господин лет сорока с открытым умным лицом; у него были живые глаза, вопросительно глядевшие на окружающих.

Это и был последний зритель, доктор Кабанис.

Он любезно раскланялся с каждым из присутствовавших, как и подобало философствовавшему доктору, подошел пожать руку Гильотену, который с высоты площадки прокричал ему: «Скорее, доктор, скорее же, мы ждем только вас!» — и присоединился к той группе, где были Жильбер и Калиостро.

В это время кучер доктора Кабаниса ставил экипаж рядом с двумя другими каретами.

Фиакр «парижского мастера» хозяин из скромности оставил у ворот.

— Господа! — проговорил доктор Гильотен. — Мы больше никого не ждем и сейчас же начинаем.

По его знаку распахнулась дверь, оттуда вышли два господина в серых мундирах, неся на плечах мешок, отдаленно напоминавший очертаниями человеческое тело.

В окнах показались бледные лица, с ужасом следившие за непонятным и ужасным зрелищем; никто этих людей не думал приглашать на представление, и они не понимали ни смысла приготовлений к нему, ни его цели.

Вечером того же дня, то есть 24 декабря, накануне Рождества, в павильоне Флоры был прием.

Королева не пожелала принимать гостей у себя, и потому принцесса де Ламбаль устроила в своем павильоне прием от имени королевы и развлекала гостей до появления ее величества.

Как только пришла королева, все пошло так, словно вечер проходил в павильоне Марсан, а не в павильоне Флоры.

Утром барон Изидор де Шарни возвратился из Турина и незамедлительно был принят сначала королем, потом королевой.

Оба они были с ним чрезвычайно любезны, особенно королева, и вот почему.

Прежде всего Изидор был братом Шарни, и пока того не было в Париже, королеве было приятно видеть перед собой Изидора.

Кроме того, Изидор привез от графа д'Артуа и принца де Конде сообщения, которые находили живой отклик в ее сердце.

Принцы рекомендовали королеве обратить внимание на план маркиза де Фавра и приглашали ее воспользоваться преданностью этого отважного дворянина, чтобы покинуть Париж и присоединиться к ним в Турине.

Еще ему было поручено передать маркизу де Фавра от имени принца, что они с большой симпатией относятся к его плану и желают ему успешного его исполнения.

Королева целый час не отпускала от себя Изидора, пригласила его на вечер к ее высочеству де Ламбаль и позволила ему удалиться только после того, как он отпросился для выполнения поручения к маркизу де Фавра.

Королева не сказала ничего определенного по поводу своего бегства. Она только поручила Изидору подтвердить маркизу и маркизе де Фавра слова, сказанные ею во время аудиенции маркизы в тот самый день, когда она внезапно появилась у короля, принимавшего маркиза де Фавра.

Выйдя от королевы, Изидор сейчас же отправился к г-ну де Фавра, проживавшему на площади в доме номер двадцать один.

Барона де Шарни приняла маркиза де Фавра. Поначалу она ему сказала, что ее мужа нет дома; однако когда она услышала имя посетителя, узнала, с какими людьми он виделся всего час назад, а также с кем он расстался несколько дней тому назад, она призналась, что ее муж дома, и приказала его позвать.