Охотники за голосами - Роман Романов

Женька почувствовал себя прижатым к стенке и мысленно даже согласился с братом. Но тему сменил:

– Да сейчас все то же самое… Я вот только не пойму, как какие-то часы, даже пусть красивые, царские, могли повлиять на ход истории? Ну, отобрал их у девчонки часовщик Яшка Юровский, ну, завел? Он же жадный до ужаса, я эту жадность сам лично в его глазах видел даже ближе, чем вас сейчас! Спрятал куда-нибудь, даже не понимая их значения! Я уверен на сто процентов, что он даже отцу родному их не показывал, не то что каким-то революционерам, и потом, где Томск, где Питер и где еврейско-банкирские круги! Нестыковочка…

Но тут на удивление к месту вмешался Андрей, подхватывая еще пару пельменей на вилку:

– Это да, просто так свое не отдадут! Мне дед говорил, что мой прадед с одним евреем ехал сюда из Томска, тут этот еврей с другим евреем целый день спорили, все какую-то финтифлюшку делили, а потом через год этот второй еврей сюда к прадеду приехал и с каким-то грузином за эту финтифлюшку дрались. Грузин в тайгу, так и еврей, на что не таежный человек, а туда же…

Братья напряглись. Андрюха, продолжая жевать, невозмутимо потянулся за бутылью, как будто все это время слушал безобидные анекдоты и сам рассказал еще один.

– Что за финтифлюшка? – почти вскрикнул Круглый.

– Что за грузин с евреем? – одновременно подхватил Кобылкин.

А чего вы, парни, так всполошилися? – все еще медленно жуя пельмень, спросил Андрей. – Сталин, наверное, со Свердловым, это ж наши самые знаменитые нарымские сидельцы. А может, и нет. Прадед, как вы понимаете, не особо распространялся, говорил только, чтобы не ходили на Мертвый Кедр, что они туда свою финтифлюшку хотели вперед друг дружки доставить…

Кобылкин с Круглым аж подскочили со своих мест. Круглый орал, что организатор цареубийства с организатором расстрелов людей Свердлова, Троцкого и много еще кого познакомились в Туруханской ссылке, а не в Томской, что это любой студент знает, и было это позже Нарыма. Кобылкин кричал, что оба они здесь сидели и теоретически могли познакомиться, хотя сидели и недолго. Сталин вообще месяц погостил и сделал ноги, и если бы был Интернет, Кобылкин бы доказал это в два счета. Но откуда они оба узнали про царские часы, и что это за Мертвый Кедр?

Андрей спокойно и по-прежнему не прекращая жевать, молча смотрел на всполошившихся братьев. Из-за занавески выглянула Юля:

– Никак буянить собрались? Ну-ка тихо, архаровцы, дите спит!

Звук убавили. Сели, уставились на Андрея.

– Мертвый Кедр – гиблое место, там часы не идут, компас не работает. Здоровенный такой кедр стоит окаменевший, и не падает и не растет, то ли капище какое древнее, то ли че. Даже какие-то ученые приезжали. Правда, давно, в советские времена еще. Аномальная зона, да таких много на свете, я где-то читал в журнале. Я уже понял, что мы туда завтра поедем, часа три на снегоходе. Может, спать пойдем, мужики?

– А что, если они там эти часы и спрятали? – трясясь от возбуждения, сказал Кобылкин. – Тогда понятно, почему мы в тот раз перевернулись и попали обратно в Томск, а теперь снова в эту же аварию, и сюда доехали!

– Но если мы их не найдем опять в лесу, в снегу – все ж промерзло, значит, опять во времени будем болтаться? – встревоженно подхватил версию брата Круглый.

– Не найдете, – уверенно подтвердил Андрей. – Во-первых, грузин сбежал сразу, а еврей этот чуть позже следом умотал, а во-вторых, они их сломали, теперь я это понял, и одну половинку тут запрятал кто-то из них, не знаю, правда, кто. – Андрей лениво зевнул.

– Ты-то откуда это знаешь? Тоже прадед шепнул перед смертью? – раздраженный спокойствием огромного Андрея, спросил Кобылкин.

– Не-е, я просто, значит, от этих часиков крышку нашел, когда под баню фундамент копал летом. Лежала завернутая в газету, тряпку и в кожу, лопатой чуть не поцарапал… Ну что вы на меня вылупились, вон, на печке она валяется…

Андрей со вздохом поднялся, подошел к печи, протянул руку, откуда-то с печи достал крышку от коробочки, что была у братьев почти в руках в Томске 1891 года, и положил на стол перед гостями…

– Она! – выдохнули братья, как всегда в ответственные моменты – громко и одновременно…

Мертвый Кедр

Снегоход ревел и почти не прыгал на ровном и крепком мартовском насте, катил по речным протокам, как по автобану. На волокушах, прицепленных к снегоходу, между рюкзаком с провизией, канистрой с бензином, той самой рогатиной из сеней дома, палаткой, ружьем, котелком и прочим снаряжением для автономного пребывания в тайге, расположились братья. Андрей сидел за рулем и, едва слышно в шуме двигателя, потоках воздуха и снежных вихрях, пел во все горло что-то оптимистично-армейское, по всей видимости, радуясь свободе, скорости и просторам. «В своей стихии человек», – подумал Кобылкин, закрываясь капюшоном и отворачиваясь от ветра.

Свернули в какой-то очередной, уже совсем узкий, метра в три-четыре, приток. Со всех сторон нависала безмолвная, в сугробах и огромных снежных шапках, тайга. После всех событий и открытий тайга уже не воспринималась благодушным величественным храмом. Скорее, какое-то потустороннее, враждебное и грозное присутствие-предупреждение, несмотря на ясный день, витало во всем этом пейзаже. Казалось, что волосы периодически сами шевелятся под шапкой и все время кто-то невидимый, но страшный смотрит на людей из глубины леса. Кобылкин снял с руки Андрееву шубенку, сунул ладонь за пазуху и нащупал крышку от часов. В это время к его уху наклонился Женька и закричал:

– Не боись, братуха! Мне тоже не по себе, зато теперь все понятно! Сейчас посмотрим, что там, а потом – в свое время! Надо еще разок твоего адреналина кольнуть и слетать туда-обратно, к царю, и все! Я готов, Сань, из принципа, полетим и закроем тему!

Сашка машинально кивнул в ответ, скорее для того, чтобы не разговаривать с братом, и погрузился в собственные размышления о предмете, попавшем им в руки. Крышка от часиков размером где-то семь на семь сантиметров и в сантиметр толщиной, с углублением изнутри. По всей видимости, серебро со всякими золотыми и, похоже, малахитовыми вставками. На внешней стороне крышки вензель Павла Первого, узорная буква «П» в русском стиле, вокруг буквы расположены знаки: старообрядческий крест в левом нижнем углу, двуглавый орел с короной – в верхнем левом. В правом верхнем – пятиконечная звезда. В правом нижнем – ковчег, ладья, или кораблик. Между этими относительно крупными знаками по кругу находились еще какие-то буквы и символы, значение которых Кобылкин не смог понять. Все они были с обязательными малахитовыми вставками и соединялись друг с другом золотыми нитями через центр под вензелем. По краю крышки проходил красивый, похожий на русскую резьбу узор. С внутренней стороны крышки ничего не было, только чистая и гладкая, как зеркало, поверхность.

Вчера после коллективного обсуждения пришли к выводу, что часы делали для Павла на Урале, поскольку малахит больше нигде в России не добывали, а сама крышка выполнена в русском стиле, разве что за исключением некоторых символов типа пятиконечной звезды. Символизм часов был очевиден: власть императора над временем и судьбой, что-то такое. И неспроста именно Урал стал смертным одром для династии. Этакий оберег – инструмент для царя, который в политике был ярым антизападником и масоном одновременно, вернее, ненавистником Просвещения. Того самого Просвещения, которое определило лицо сегодняшней западной цивилизации с ее отодвинутым из центра мироздания Богом и с Вавилоном индивидуального человека с его правами, грехами и вполне себе посредственными человеческими мозгами в центре вселенной. Первыми же указами Павел назло дворянству и западникам вообще встал на сторону народного большинства, сравнял перед собой дворян и крестьян, офицеров и солдат, за что, наверное, и получил в подарок эту механическую шкатулочку из народных уральских глубин. Как работали часы – непонятно. Были ли они просто предсказанием-предупреждением для царя, или давали каким-то образом возможность защитить себя или изменить ситуацию, было не ясно. Однако бросалось в глаза, о чем сказал Кобылкин, рассматривая крышку от часов: первого Романова на престол призвали в марте, Петра Великого хоронят в марте, Павла убивают в марте, Александра Освободителя взрывают в марте, отречение Николая происходит в марте. А последнего царя с семьей то ли уничтожают, то ли ритуально приносят в жертву – именно на Урале, в малахитовом краю, где неизвестные мастера и создали эту часовую шкатулку. «И мы со своим путешествием тоже как-то на март попали», – мрачно добавил тогда Круглый.