Новогодняя коллекция детектива - Татьяна Устинова

– Ворья всегда хватало, – махнула рукой Нина Ивановна и ко мне повернулась: – Так ты к участковому ходила? Не обижаешься, что я по-простому к тебе обращаюсь? По возрасту ты мне вроде внучки…

Я заверила, что обращение на «ты» мне даже приятно, и продолжила:

– Участковый в отпуске. Меня принял замначальника райотдела по фамилии Лебедев.

Фамилия ничего женщинам не сказала, они на нее попросту не обратили внимания.

– Вона как… А был ли толк от вашей беседы?

– Советовал не переживать, а если опять ночью гости появятся, звонить ему. Хотя он тоже в отпуске.

– Молодой? – хитро улыбнулась Прасковья.

– Кто? – не поняла я.

– Начальник этот?

– Ну… лет тридцать пять.

– Молодой, – кивнула она удовлетворенно. – Приглянулась ты ему, да и как не приглянуться – красавица. Вот он с телефоном и сунулся.

– Ну, если сам начнет сторожить, тоже неплохо, – засмеялась Нина Ивановна. – Будешь спать без опаски, да и нам спокойней.

Я выпила чаю, похвалила пироги, а женщины немного поругали местную власть и заведенные порядки, при которых участкового годами в глаза никто не видит. Я, как могла, поддерживала беседу, прикидывая, каким образом повернуть разговор в нужное русло, не вызывая подозрений.

– А раньше хозяева дома, где я теперь живу, на воров не жаловались?

– А кому жаловаться-то? Они здесь появлялись раза два, с тех пор как Ольга Васильевна померла. Дом Егору от матери достался, пока жива была, приезжал в отпуск, а как ее не стало, думали, сразу дом продаст, он ведь за границей живет, в Германии, кажись, но не продал. Должно быть, деньжищи залупил такие, что ого-го, он из тех, что ложку мимо рта не пронесет, хотя, может, жалко дом-то, вырос тут…

– Чего жалеть, сама говоришь, был два раза, а до денег он жадный. Продаст, помяни мое слово, как только покупатель найдется.

– Он же его в аренду сдавал, это выгодно, – встряла я. – По крайней мере на оплату коммунальных услуг и налоги…

– Сколько с тебя за месяц слупили? – поинтересовалась Прасковья. Я назвала сумму, а она заохала. – Совсем люди бога не боятся, такие деньжищи. И вы, городские, с приветом, коли деньги на ветер бросаете.

– Чего ты чужие деньги считаешь? – попеняла ей Нина Ивановна.

– Да мне что, деньги и вправду не мои. Я б тебе, девонька, комнату сдала задешево. Живи себе, в озере купайся…

– Мы с друзьями хотели, нас пять человек, и, в общем-то, получалось недорого… – Разговор, против воли, вновь куда-то в сторону отклонился, я попыталась исправить положение: – Хорошо здесь дома сдаются?

– Да и не слышала, чтоб сдавали, – развела руками Прасковья. – Только твой… Может, кто из богатеев на Нижней сдает, но нам туда идти нужды нет, и что у них делается, не знаем.

– Риелтор сказала, дома нарасхват, и мне очень повезло…

– Тю… брешет, лисья душа. До тебя жили в доме муж с женой, месяц, может, два. Потом девица заселилась, в сентябре вроде, да, Нина?

– В сентябре, – кивнула та, выразительно взглянув на подругу. Та немного смешалась и продолжила:

– С зимы не было никого. Стоит пустой. Ребятня небось прослышала, что хозяев нет, вот и в сад полезли.

– Девушка здесь с осени жила? – задала я вопрос, очень надеясь, что ничем не выдала своего живейшего интереса. – Когда на лето дачи арендуют, это понятно. А осенью тут что делать?

– Ну, у каждого свои резоны… жила и жила, нам что?

– В городе за эти деньги можно снять хорошую квартиру, – не отставала я. – И добираться сюда хоть и недалеко, но время все равно потратишь.

– Да не работала она нигде, – махнула рукой Прасковья, Нина Ивановна вновь остановила ее взглядом, но разговорчивой соседке промолчать было трудно, чему я от души порадовалась. – С мужем развелась и здесь от него пряталась.

– Ничего такого она не говорила, – нахмурилась Нина Ивановна.

– Ну да, это мы уж сами так решили про то, что прячется. А про мужа говорила, жизни с ним нет, а развод ей не дает. Уж потом ясно стало: и тут соврала, не было мужа законного, хотя, может, и жила с кем.

– Язык у тебя, Прасковья, – покачала головой Нина. – Мало ли что мы с тобой напридумывали?

– Пряталась она здесь, да не убереглась…

– В каком смысле? – вытаращила я глаза.

– В таком… убили девку…

– В этом доме? – ахнула я.

– Нет. Где-то в городе… так что не переживай. Следователи сюда приезжали, нас о ее житье-бытье расспрашивали, а чего мы знаем? Заселилась ближе к осени, жила одна… Правда, ухажер у нее завелся. Видеть не видела, а машина подъезжала. Всегда поздно. А утречком, пока еще все спят, отчаливал. Мимо меня ездил, я слышала. Должно быть, женатый, чего так таиться? Хотя, может, мужа боялась или полюбовника, не знаю, кем ей доводился тот, кого она мужем называла. Нас следователи расспрашивали. Какая машина, не запомнили ли номер. Для меня все машины одинаковые. Цвет блестящий такой, вот это знаю, а остальное…

– Запугаешь девчонку, Прасковья, сбежит в город, я без соседки останусь, – проворчала Нина. – Вечером хоть свет в окнах, все на душе спокойнее.

– Чего мне бояться, если это не здесь произошло, – пожала я плечами. – И что, убийцу нашли?

– Кто ж перед нами отчитываться будет? Более не приезжали. Да и толку-то от разговоров с нами? Я с Виолой этой несколько раз всего и виделась, и то мельком, она к Таньке ходила да вертелась возле докторского дома, не знаю, чем он ей глянулся.

– Что за дом? – не удержалась я.

– Желтый, с колоннами. Там раньше доктор жил.

– А мне риелтор сказала, дом принадлежал известному художнику из Москвы.

– Это уж потом. Вообще-то дом барский, в революцию его подпалили, потом перестроили то, что от огня осталось, и сделали там больницу при фабрике. Лет двадцать назад больницу закрыли, а в доме в одной половине поликлинику оставили, а в другой доктор жил, из города приехал. Мальчишечка у него был такой славненький, Ленка моя в него влюбилась, все мечтала подружиться. Только они с матерью здесь не часто появлялись, парнишка в городе учился, а летом его к морю возили. Не нашего поля ягода. Да и доктор тут редко когда ночевал, квартира, считай, пустовала… Куда это меня понесло? – вдруг спросила Прасковья, видимо, потеряв нить разговора.

– Тебя не переслушаешь, – усмехнулась Нина. – Доктора почто приплела?

– Я спросила, почему вы дом назвали докторским, – влезла я.

– Ах, ну да… фабрику закрыли, а вслед за ней и поликлинику. Поезжай в Павловск, если приспичило. Дом продали художнику, но по старинке мы его докторским зовем. Художник помер, и дом опять продали. А уж кому – не знаю. Но задорого, это точно. Домработница Евсеевых сказала. Дом-то крепкий, еще сто лет простоит, если новый хозяин его, конечно, не снесет. Огородится забором, и будем к озеру в обход ходить.