Чарлстон - Александра Риплей
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Эмма Энсон с горечью рассмеялась:
– Снова женятся через год.
– Каждый на молодой дебютантке. Но мой призрак окажется между молодыми в постели в первую же брачную ночь. Иди полюбезничай с кем-нибудь, Эмма. Мне предстоит разговор.
– С кем?
– С носатой старой ведьмой. Точней не скажу… Мы ведь еще увидимся, не правда ли?
– Непременно, Салли. Что ж, иди суйся не в свое дело. А я пока оттащу Джошуа от декольте Мэри Хамфриз.
Беседа со «старой ведьмой» разочаровала Салли.
– Вы непоправимо глупы, Люси Энсон, – сказала она наконец. – Чарлстону никогда не были свойственны предрассудки Новой Англии. Никто не осудит вас за связь с Пинкни, если только соблюдать приличия. Я, например, слышала, что у вас с ним был роман, когда вы путешествовали по Европе. Если все подозревают, что вы его любовница, чего ради отказывать себе в удовольствии?
Ответ Люси удивил пожилую леди.
– Я могла бы голышом пройтись на руках по Митинг-стрит, не заботясь о том, что обо мне подумают. Но Пинкни слишком щепетилен. Эндрю его кузен и старый товарищ. Я блюду целомудрие из-за Пинкни, ведь он возненавидел бы себя, сложись все иначе.
– Вы так сильно его любите? И не заглядываетесь ни на кого другого? Вы ведь еще красивы. Сколько вам лет?
– Еще немного – и стукнет тридцать один. Салли Бретон поцеловала ее:
– Мне бы хотелось сойтись с вами покороче, Люси. Чем-то мы с вами похожи. Я перераспределю места за столом, сядем рядом.
Позже Салли заверила свою подругу Эмму, что ей нечего беспокоиться насчет Джошуа.
– Люси большая умница, что бы ты там ни говорила. Она позаботится о нем, когда тебя не станет.
Салли Бретон умерла в пасхальное воскресенье. Тело ее мужа обнаружили на стуле рядом с кроватью супруги. Он принял яд сразу же, как только ее не стало. Похоронили супругов вместе, соединив им руки.
Лиззи была в ярости. Ее свадьба была назначена на следующую субботу, и ей не хотелось, чтобы гости все еще скорбели о Салли.
– Салли не из тех, кто заставлял скорбеть, Лиззи, – уговаривала ее Люси. – Ее всегда будут помнить, ведь она приносила людям счастье. Салли – плоть от плоти Чарлстона. Грусть не вяжется с ней. Давай-ка передвинем стол к другому краю окна.
Дом, который Лукас снял на Черч-стрит, был уже обставлен, осталось нанести последние штрихи. Дом был очень маленьким: Лукас все же начал работать в компании «Трэдд—Симмонс», и на большой не хватало жалованья. Лиззи дом понравился. Она назвала его кукольным домом. Джулия послала молодым мебель – в качестве свадебного подарка. Высокая кровать с пологом на четырех столбиках, оканчивающихся искусно вырезанным рисовым колосом, занимала половину комнаты. Полог касался старого наклонного потолка. Он был слишком широк, но Лиззи это нравилось. Девушке не надоедало забираться на трехногий табурет и с него прыгать в пышную, будто облако, пуховую перину. Даже стелить постель было интересно: перину надо было взбивать длинной тростью из красного дерева; белье было из прекрасного льна, с меткой в виде цветущей ветки глицинии, которую Джулия кропотливо вышила белыми нитками.
– Сюда, – сказала Люси. – Лучше ему быть здесь. Ты легко сможешь дотянуться до него с кровати. Поставь, если хочешь, на него свечу, которую можно будет при случае зажигать ночью. Это удобней, чем включать газовую лампу. И дешевле.
– Кузина Люси…
– Да, Лиззи?
– Не уверена, прилично ли об этом спрашивать… Вы ведь мне не мать. Но мне так хочется узнать, что случится. Я расспрашивала Аннабел, но она слишком самодовольна, будто знает все на свете, и ничего мне не рассказала. Я знаю, в ночь после свадьбы должно произойти нечто важное, но что именно?
Люси молчала, подыскивая нужные слова.
– Наверное, не стоит, – торопливо сказала Лиззи, – жаль, что я поставила вас в затруднительное положение.
Люси обняла ее:
– Я вовсе не в затруднении, дорогая, только думаю, как объяснить тебе то, что ты хочешь понять. Когда муж и жена любят друг друга, это так прекрасно, так восхитительно, что невозможно выразить, – можно только почувствовать. Лукас знает, что нужно делать. Мужчины лучше разбираются в подобных вещах. Тебе не стоит беспокоиться. Только люби его и наслаждайся вместе с ним.
– Сестра говорила Каролине, что это больно.
– Чепуха. Возможно, сначала ты почувствуешь испуг и будет немного больно, но всего лишь миг, ты сразу забудешь о нем, потому что испытаешь счастье.
Лиззи блаженно вздохнула:
– Трудно представить, что я буду еще счастливей, чем теперь. Я щиплю себя каждый день, чтобы увериться: это не сон, Лукас и взаправду женится на мне.
– Ты его очень любишь, верно?
– Больше всего на свете. Стоит ему войти в комнату, я таю. Ты и представить не можешь, как это восхитительно.
«Еще как могу», – подумала Люси. Вслух она предложила заглянуть в гостиную и кухню.
– Не забывай, – сказала она, – когда твоя горничная уходит в конце дня, заглянуть в шкаф – там ли ее домашние туфли. Если их нет, значит, девица не вернется. Нет смысла ждать ее на следующее утро. Лучше нанять девушку, живущую поблизости. Тогда она не будет оправдываться, что наемная карета задержалась и потому она опоздала.
За тринадцать послевоенных лет дома для слуг во дворах чарлстонских особняков постепенно превратились в наемные квартиры для чернокожего населения. Семей вроде Трэддов, у которых слуги жили в доме, оставалось немного. По большей части слуги приходили днем, а к вечеру уходили к себе домой, в свои семьи. Происходило что-то вроде перемещения музыкантов в оркестре. Хейуарды еще имели горничную и кухарку, но они жили во дворе у Уилсонов на Трэдд-стрит. Многочисленные постройки Хейуардов превратились в подобие улья, где дети играли на кухонном дворе, а одиннадцать семейств размещались в комнатах, прежде занимаемых горничными и лакеями.
– Ужасающая теснота, – сказала Лиззи, заглянув в гостиную. – Мебель слишком громоздка. Чайный столик тети Джулии выглядит как баржа. Мне не нравится чиппендейл. А у Пинкни дом забит хламом в стиле шератон. Ему следует его поменять. Если сейчас мы не можем себе ничего позволить, по крайней мере не будем жить в этих разлапистых клешнях, словно отдавшись на милость чудовищ.
– Лиззи, ты неблагодарная. Тетушка прислала тебе мебель в великолепном состоянии. А на Митинг-стрит все нуждается в починке. Соломон только подклеивает кое-что.
– Нет, нет, я очень благодарна тете Джулии. Но мне так хочется, чтобы все было в высшей степени совершенно. И не забудь, Лукас хочет, чтобы меня называли Элизабет. После свадьбы я не буду откликаться на детские имена.
Горели высокие свечи, благоухали букеты лилий и роз; полуденное солнце косыми потоками вливалось через окна галереи. Две медно-рыжие головы Трэддов и золотистая Лукаса Купера казались отлитыми из драгоценных металлов. Каролина и Китти стояли рядом; Каролина, подружка невесты, держала два букета – невестин и свой, поменьше. Мэри Трэдд Эдвардс мило плакала, пока ее муж вершил свадебную церемонию.