Россия, которой не было - 2. Русская Атлантида - Андрей Буровский

Киев и Новгород, даже Владимир и Суздаль прекрасно осознавали, что принимают эстафету у более древних центров цивилизации. Москва не собиралась принимать эстафету ни у кого. Она намеревалась укорениться в христианском мире, как один из первоначальных центров христианства.

Несколько позже, уже в XVII веке, предпринимались попытки связать начало русской истории со Священным писанием, с Библией. Ведь правнука Ноя, великого праведника, спасшегося в ковчеге со всеми зверьми и растениями во время Всемирного потопа, звали Скифом. А сыновей Скифа звали Словеном и Русом. Отсюда делались и выводы — славяне и русские происходят непосредственно от праотца Ноя!

Из этих мифов так естественно складывается идея Москвы — Третьего Рима! Ученый инок Филофей из Елизаровского монастыря под Псковом учел и разгром Рима варварами (не говоря о том, что этот италийский Рим «впал в латынство», то есть тоже в своем роде пал), и взятие Второго Рима, Константинополя, безбожными турками, выводя свою классическую формулу: «Два Рима падоша по грехам своим, третий же стоит, а четвертому не бывать». И обожествление Московии и ее монарха отдает откровенным язычеством, особенно в одном из трех «Посланий» старца Филофея «Послание о крестном знамении» , но московиты совершенно не замечают этого, казалось бы, важнейшего о обстоятельства.

Впрочем, была Москва и вторым Иерусалимом. Каждый год, празднуя Пасху, патриарх московский въезжал на осляти в Москву, имитируя восшествие Христа в Иерусалим. Кощунство? Наверное, зависит от точки зрения: московиты, во всяком случае, так не считали.

И спорить, конечно же, не имеет ни малейшего смысла.

В разговоре с Поссевино, пытавшемся склонить Ивана IV к унии с католицизмом, Иван заявил: «Что говорить о Византии и греках? Греческая вера называется потому, что еще пророк Давид задолго до Рождества Христова предсказывал, что от Эфиопии предварит рука ее к Богу, а Эфиопия все равно что Византия». Но ему Ивану, нет дела до греков.

Он держит веру православную, христианскую, а не греческую. И что говорить ему о союзе с людьми, которые бреют бороду?

Логики в этом потоке бреда не больше, чем в «Соколе» Жириновского или в сочинениях Фоменко. Тот самый случай, когда люди с умом и с квалификацией вынужденно прекращают спор, ведущийся на совершенно разных уровнях.

Поссевино пытается что-то доказывать или обосновывать, Иван же вываливает на него груду дичайших предрассудков, доказываемых другими предрассудками, выдумками и притянутыми за уши доводами.

Действительно, начиная с Ивана III, московские монархи становятся не только верховными арбитрами в церковных делах, своего рода светскими главами Московской митрополии, потом и патриархии. Они становятся объектами вполне натурального поклонения, о чем и свидетельствуют решительно все иностранцы, побывавшие в Московии в конце XVI — начале XVII веков.

Иссак Масса полагал, что московиты «считают своего царя за высшее божество» . С ним согласен Г. Седерберг: московиты «считают царя почти за бога» . И Иоганн Георг Корб: «Московиты повиновались своему государю не столько, как подданные, сколько, как рабы, считая его скорее за бога, чем за государя» .

В более позднее время, конечно, и подданные Российской империи осознают, что их официальная религия обладает этим странным, не вполне христианским свойством.

Павел Флоренский прямо заявлял, что «в сознании русского народа самодержавие есть не юридическое право, а проявленный самим Богом факт, — милость Божия; а не человеческая условность» . М. Н. Катков писал, что «русский Царь есть не просто глава государства, но страж и радетель восточной Апостольской Церкви, которая отреклась от всякой мирской власти и вверила себя хранению и заботам Помазанника Божия» .

«Истина самодержавия царей православных… возводится некоторым образом на степень догмата веры» — говорится в брошюре «Власть самодержавия по учению слова Божия и Православной Русской церкви», вышедшей в 1906 в Москве.

Интересное суждение высказал Всероссийский поместный собор 1917/18 годов: для императорского периода «надо говорить уже не о православии, а цареславии». Как видно, по крайней мере, в XX веке для самих русских-московитов тут нет никакого секрета.

Старообрядцы, впрочем, еще в XVIII веке заявляли, что их вера отличается от официального православия тем, что у них «в религии царя нет». Характерен старообрядческий текст: «Послание против поклонения двуглавому царскому орлу и четырехконечному кресту» (1789 год).

Защищая каноничность обожествления человека, московиты ссылаются на опыт Византии… Напрасно.

В Византии православие и империя были взаимосвязанными, но не сливающимися неразрывно началами. Император никогда не обожествлялся, и православие вполне могло быть представлено вне империи и уж тем более независимым от императора.

Константин VII Багрянородный (X век) в своих сочинениях утверждал, что император должен править «ради истины», «в согласии с законом и справедливостью», «как раб и слуга Божий». Если же император впадет в грехи, превратится в деспота, то станет ненавистен народу и может быть свергнут. Свержение впавшего в грехи императора Константин Багрянородный считал не только чем-то естественным, а положительным явлением, проявлением воли Божьей.

В полном соответствии с этими представлениями добрая половина византийских императоров была насильственно отстранена от власти, свергнута. Судьба их различна: убиты, ослеплены, заточены в монастырь.

На Московской же Руси полагают, что только в общении с Богом проявляется человеческая природа царя. В отношениях же с подданными он — Бог.

Иван Грозный вполне серьезно считает себя Богом, спрашивая у Курбского: «Кто убо тя постави судию или владетеля надо мною?.. Про что не изволил еси от мене, строптиваго владыки, страдати и венец жизни наследити?»

Переведем? Царь вполне серьезно считает, что его подданный (Раб? Слуга? Холоп? Холуй? Не знаю, как точнее передать, что имеет в виду Иван Грозный) должен страдать и принять смерть по воле царя. Так же, как должен принять судьбу, даваемую ему Богом. Для подданного он, Иван IV, — то же самое, что Бог. Не уверен, что любой из византийских императоров мог бы додуматься до такого.

Обожествить самого себя попытался китайский император династии Цинь Шихуанди во II веке до Рождества Христова, и, насколько мне известно, это единственный случай такого рода.

На Московской Руси речь идет не об эксцессе — скорее о норме. А. К. Толстой высказывается в духе, что, мол, были эпохи, когда «общественное мнение отсутствовало полностью». Не уверен. Скорее, это общественное мнение Московии XVI века даже сами бесчинства Грозного считало показателем его божественности. Религиозно-нравственные критерии для определения, праведный ли царь над нами правит, здесь неуместны. Царь имеет право на полный произвол, и нельзя ждать от него разумности, логики, доброты, вообще постижимости земным разумом.