Игры для мужчин среднего возраста - Иосиф Гольман

Деньги я начал тратить сразу, но — по делу. Купил на авторынке во Владике четырехлетний зеленый «Сузуки Самурай». Он мне понадобится для работы и чтоб с остатком денег добраться домой.

Остальные я распихал по банкам и фондам в соответствии с указаниями Береславского.

Обижался он, кстати, совсем недолго, хотя все наши с Доком хитрости просек мгновенно. И действительно здорово помог мне в финансовых вопросах.

Некоторую неловкость я, конечно, перед ним испытывал — не каждый же день отнимаю у друзей миллионы. Но уверенность в том, что они мне нужнее, меня не покидала. Несмотря на все наши разговоры о судьбах народов.

И что-то мне подсказывает, что я сумею изменить отдельно взятую судьбу маленького народа.

Он уже даже, может, чуть-чуть увеличил свою численность.

На этой мысли я не выдерживаю, обнимаю Татьяну Валериановну — благо японцы давно не выпускают ручные коробки передач и вторая рука у водителя лишняя — и целую ее в щеку. Она поворачивается ко мне, и теперь получается — в губы. Прямо в мягкие, алые, ласковые, нежные губы.

Но поцелуй длится недолго.

— Руль держи, маньяк! — указывает мне моя жена.

Да, она права. Руль надо держать твердо. Вполне возможно, что я в данный момент отвечаю уже за три жизни.

Меня вдруг захлестывает лихая счастливая волна. Я берусь за руль двумя руками, поддаю газа и жму на сигнал. И несемся мы по пустынной хабаровской трассе прямиком — я твердо в это верю — к нашему счастью.

Спустя два года

Времени после поездки уже прошло изрядно, однако льющаяся лента дороги по-прежнему часто снится Ефиму, и, просыпаясь в своей благоустроенной московской квартире, он всякий раз расстраивается.

Рекламное агентство «Беор» не только не развалилось, но даже увеличилось и окрепло. Хотя все же, пожалуй, не столько из-за бизнес-рвения Береславского, сколько вопреки ему.

Постоянно ходят разговоры о втором пробеге по тому же маршруту, но все как-то не складывается. И Береславскому иногда кажется, что уже, может быть, и не сложится. Любовей бывает сколько угодно, но первая — одна.

Да и с экипажами не все гладко. Например, два парня из второй машины — друзья и бизнес-партнеры одновременно — вдруг рассорились и совершенно разошлись. Это не редкость в делах, где крутятся большие деньги. Но почему-то сильно — и лично — расстроило Береславского. Может, потому, что эти парни тоже были частью его пробега?

Проблем ни с криминалом, ни с правоохранительными органами по возвращении не возникло. Наверное, некоторые персонажи и в самом деле никого не интересовали вне профессиональных отношений. А тем более после жизни.

Самурай многого достиг в реализации своих планов. Его артель работает. Территория официально застолблена.

Но и разочарований не меньше. Отдельные представители осчастливливаемого — во, какое слово подобралось! — им родного народа вовсе не хотят осчастливливаться.

А хотят они водки.

И денег, чтобы покупать эту самую водку.

И идут из-за денег на многое, если не на все. Браконьерство в родной реке и мелкое воровство в родной артели — не самые неприятные из случавшихся за эти пару лет инцидентов.

А даже те, кто не пьет, далеко не все мечтают о работе в поте лица своего — тут Береславский в свое время попал в точку, Самурай постоянно вспоминает его рассказ о детдомовской девочке, не захотевшей взрослеть.

Но на то он и Самурай, чтобы не сдаваться. Да и нельзя ему проигрывать, пусть даже по-самурайски. Какое тут, на хрен, харакири, когда его пацанчик, первенец Серенька, уже почти бегает, хоть и придерживаясь лапкой за мамину юбку. А упомянутая мамина юбка оттянута вновь округлившимся животом — Шаман говорит, что в нем — девочка.

Вот с Татьяной Валериановной как раз никаких проблем. Даже удивительно.

Она и думать не хочет, чтобы возвращаться в грязный и душный город. Ей показалось гораздо более простым перенести на природу те городские радости, отсутствие которых максимально тяготило: например, теплый ватерклозет, горячий душ, газовую плиту. Это, кстати, не отняло у Самурая много сил и денег.

В театр и музеи они катаются в Хабаровск — всего-то пять часов езды на неистребимом четырехколесном тезке Самурая. Но ездят нечасто — своего, домашнего, театра вполне хватает.

Кстати, Татьяна пристрастилась — и отлично выучилась — к охоте и рыбалке. Учителем выступает, понятное дело, Шаман. И если так дальше пойдет, то новая ученица скоро обгонит по знаниям Самурая.

Что касается Шамана, то у него все отлично. Возраста фактически не добавилось, ибо непонятно, к чему добавлять. Самурая поддерживает во всем, как морально, так и физически — были желающие из местных «разобраться» с его любимцем.

Самурай, конечно, и сам способен постоять за себя, но Шаману даже делать ничего не надо, достаточно внимательно посмотреть или в крайнем случае тихо что-то сказать злопыхателю.

Единственное, чего Шаман ждет не дождется, так это чтобы скорее его крошечный «внук» Серенька подрос. Потому что Шаман, пожалуй, единственный из всех жителей поселка, кто не считает Шамана бессмертным.

Хотя нет.

Уже немножко считает.

Раз уходящего деда Сережу заменит мальчик Сережа, значит, какой-то элемент бессмертия он все-таки создал. Теперь бы успеть побольше в мальчонку вложить.

А вот с Доком — беда.

Он уехал в Ирак. Долго отсутствовал. Потом приезжал, созванивался с Ефимом. Не застал, оставил запись на автоответчике. Просил обязательно позвонить.

Береславский, вернувшись, долго набирал номер — в ответ только длинные гудки. Док уже умотал обратно.

Ефим не особо напрягся: мужики, даже друзья, редко встречаются. Главное — знать, что друг есть.

Вот он и знал.

Оказалось — ошибался. Позвонив в очередной раз проверить, не приехал ли Док на побывку, наткнулся на заплаканную жену.

Точнее, вдову.

Док приехал в цинковом гробу. Убитый не пулей или снарядом, а прошедшим в сердце оторвавшимся тромбом.

Вокруг были врачи, хирурги. И дело-то было в госпитале. Однако смерть была мгновенной.

Береславский слегка ошалел от такого известия. Потом заставил себя об этом не думать. А потом оказалось — все равно думает.

За год — два друга.

И раньше знакомые умирали. Даже друзья. Но переживалось легче.

Сейчас как-то было понятнее, что на Николо-Архангельском и Митинском кладбищах похоронили и маленький кусочек его самого.

И все же Ефим не был настолько тонко организован, чтобы перестать быть Ефимом. Он вполне плотоядно улыбнулся, когда ему на электронную почту пришла картинка с бегемотом, удивительно напоминавшим самого профессора.