Ветры земные. Книга 2. Сын тумана - Оксана Демченко

Абу отвернулся к огню, нехотя кивнул, с надеждой покосился на Оллэ, но промолчал. Старейший из нэрриха прошел к камину, бросил несколько поленьев, подождал, пока займутся и добавил еще, не жалея. Он ожидал от Абу любых слов, но никак не тех, что были произнесены. Тем более немыслимо выглядело смирение, с каким Абу принимал сварливый отказ королевы – и пробовал снова и снова строить мостки понимания и общения. Оллэ помнил южанина мальчишкой, готовым азартно рубить головы неверных, мечтавшим вернуть во владения отца северные земли любой ценой, без учета жертв и оценки последствий. А ведь тот Абу еще не потерял любимого двоюродного брата, зарезанного фанатиком в черной рясе. Не лишился брата родного, убитого в бессмысленной стычке на северной границе эмирата. И мама его была жива – тихая, целиком закутанная в темную ткань женщина, шептавшая молитвы непрестанно. Она веровала во всеединого с отчаянным азартом и позволяла сыну решительно любые, самые безумные, выходки: он похож на отца и значит, наделен высшей властью и правом карать, миловать, брать приглянувшееся без меры и учета…

Рыжее, как шевелюра упрямого Кортэ, пламя ворочалось и выло в большом камине. Языки плясали в вихре горячего воздуха, скрученного дымоходом в тугой канат. Пламя рвалось ввысь, разбрасывая пригоршни искр, щелкая сучьями, как кастаньетами. Огонь обращал в пепел сухое дерево точно так, как люди раз за разом разрушали знание – во имя власти, союзы и общности – во имя династии, здравый смысл – ради догматической идеи.

Аше подсела ближе, рассмеялась, протянула ладони к огню, гладя его, обжигаясь – и снова стараясь приласкать и зачерпнуть жар. Нэрриха следил за забавой маари, знающей забытое всеми иными. Дикая и простая, как ночная пустыня – она была вместе с тем непостижимо загадочной, мудрой…

– Ваше величество, а вы готовы отказаться от всего, что предложил Абу, если в оплату придется отдать не только будущее рода Траста, но также бытие племени маари, право на свободу для куколки Зоэ и много иных, совсем не королевских мелочей? – задумчиво выговорил Оллэ. – Наемники Тагезы уже взяли штурмом два порта на берегу Риаффы, ведь Абу прав: южане за проливом – по большей части кочевники, города для них не место жизни, а сами они для прибрежных городов не защита, а скорее угроза. Ваша гвардия укрепилась на Фарьенских островах, Галатор не теряет времени и прибирает к рукам устья рек еще южнее. Эмират Риаффа будет отжат от выгодного западного торгового берега на юго-восток уже в ближайшие лет пятьдесят, так я полагаю. Люди с кожей того же цвета, что у Аше, в нынешней Тагезе – рабы… Маджестик намерен полностью отказать им в праве на душу, а значит и свободу. Это выгодно короне. Нас, нэрриха, я не беру в расчет. Может статься, с гибелью народа маари мы покинем этот мир… Он не один в безбрежном океане жизни, нам есть, куда уйти. Порой бывает, увы, много сложнее как раз вернуться. – Оллэ обернулся к королеве и добавил с нажимом: – А вот фанатики, болезни и твари вроде Поу останутся с вами… Они неотделимы от людей, как блохи – от псов.

– Вион рядом с вами милейший мальчик, – с сомнением хмыкнула королева, сбросила мех, вытерла испарину и расслабленно полулегла в кресле, согретая теплом очага до приятной истомы. – Поддели вы меня, ловко нашли больное место. Но я не могу терпеть под боком нарыв под названием Алькем! У них на всю страну один умник Абу умеет не только травить, но и лечить.

– Алькем, вероятно, готов стать частью страны на особых условиях и при должных гарантиях, – осторожно предложил Абу и быстро добавил: – Мы не только угроза, мы еще и ключ к восточному торговому пути.

– Отравленный и готовый взорваться, – уперлась Изабелла.

– Нэрриха по силам приглядеть за честностью потомков эмира, – нехотя, морщась и выдавливая каждое слово через силу, выговорил Оллэ. – Не надо так смотреть на меня! Ненавижу вмешиваться в людские дела, все в них кровь, фальшь и яд. Только и не лезть… Проклятущий Кортэ меня кое-чему научил. Да и Ноттэ я задолжал. Оба они полагали Эндэру родной землей. Да, я стар и, пожалуй, выжил из ума… Но я желал бы, чтобы они вернулись в край, где не слишком многое переменилось к худшему.

– Убирайтесь отсюда оба, – угрожающим тоном приказала королева. Медленно поднялась из кресла. – Иначе, клянусь первым камнем, я за себя не отвечаю! Думать над сказанным даже не стану пробовать. Мне исключительно противны ваши слова. Я слушаю и словно погружаюсь в мерзостную ересь. Аше! Ткни жирного копьем в брюхо. У эмира сыновей – как грязи, здоровых взрослых сыновей… И это еще один повод ненавидеть его.

Абу поклонился и отступил к окну, опасливо сторонясь копья дикарки, то и дело угрожающего полноватому животу. Оллэ следом за южанином выбрался на узкий, в один камень, балкон. Вдохнул прохладную тишину безветрия. Улыбнулся маари: умница Аше даже прикусила губу от усердия – старалась и угрожать красиво, и вреда не причинять.

– Мед, тепло и отдых, – напоследок посоветовал Оллэ. – Спокойных снов, ваше величество.

– Теперь? – вскинулась Изабелла. – После вашей ереси и перед большим походом? Вы хоть знаете, что авангард гвардии утром выступает на север?

Море светилось ровно, ветер чуть трогал слабые складки волн. Корабельные днища покоились в синем бархате воды, как основания драгоценных камней – в гнездах безупречной оправы. Алмаз солнца разбрызгивал блики сквозь щели в мягкой ткани облака. Самый мощный луч, образуя отвесный столп сияния, протыкал море прочным стержнем.

Паруса выгибались лениво, люди дремали на палубе. Рулевые моргали и позевывали. Жизнь замерла, мир казался залитым ароматическим маслом безделья и безветрия, настоянным на соли и сосновой смоле. В этом золотистом полупрозрачном масле не хотелось двигаться. Корабли вроде бы и не двигались: ничто не менялось вокруг, только оттенки моря и неба, только положение алмаза солнца и ткани полирующих его облаков…

Зоэ лежала на палубе, закинув руки за голову – и напряженно вглядывалась в колышущуюся маслянистую жару. Отросшие волосы кололи плечи, лезли в глаза и усиливали духоту. Солнечный столп ощущался и отсюда, хотя был заслонен бортом. Он прокалывал мир – и лишал его подвижности. Он нарушал однозначность теней, выстраивая их в колышущиеся хороводы… Пока экипажи кораблей радовались отдыху, плясунья хмуро молчала и затравленно озиралась, норовя спрятаться в тени. Сперва её пробовали утешать и ободрять, а после оставили в покое, сочтя нездоровой. Долгое пребывание в море способно лишить радости кого угодно.

– Н-ну, если бы тебя пугал шторм, я бы насторожился куда меньше, – заверил Эспада, шумно падая рядом и припечатывая днище глиняного кувшина к палубе. – Давай, порть мне настроение жалобами.

– Уйди.

– Я не Альба, – хмыкнул королевский пес, – в милого братца не играю, по приказу не ухожу. На, держи платок. Вытри сопли и жалуйся толком: что не так? Солнце заросло шерстью, ветер сломал ногу, ты снова стала пустотопкой?

– Рэй, ну тебя!

– Н-ну, я все еще тут. Что дальше?

– Ничего.

– Зоэ, а не позвать ли нам Тэо? Я не прочь исповедаться твоими устами. Или исповедать тебя, насуплено молчащую. – Эспада мечтательно вздохнул, отпил несколько глотков из кувшина. – Боже, как я грешен… Зоэ, когда ты лежишь, даже просто сидеть рядом – невыносимо. Третий месяц мы в море, а единственной женщине на борту я готов был предложить свое сердце еще там, в Эндэре…