Солнце для мертвых глаз - Рут Ренделл

– Приступай, – сказал Тедди в полный голос. – Берись за дело.

Отвернувшись, он взялся за одеяло, в которое было завернуто тело Гарриет, и потянул. Оно поддалось легко, но от шорохов и стуков, которые издавало то, что в нем содержалось, его горло сдавил спазм. От одеяла пахло, но не сильно. Как ни странно, экзотическими духами и роскошью, а еще чем-то сладко-кислым, противным и неопределимым – тем, что, как догадывался, очень скоро, возможно, завтра станет ужасным.

Тедди опять потребовалось много времени, прежде чем он решился воспользоваться одеялом по назначению. Одно дело – дотрагиваться руками до края, и совсем другое – завернуться в него. Однако одеяло было очень красивой вещью. Тедди запомнил это, еще когда доставал его из бельевого шкафа, – мягкое, пушистое, нежно-голубое, с атласной каймой. В тусклом свете из люка Тедди увидел, что оно измазано в угольной пыли, и расстроился. Ему стало стыдно за то, что он испачкал такую красивую, чистую, дорогую шерсть и совершил нечто столь противное его натуре. Он принялся ласково гладить его. Затем, познакомившись с ним, он заставил себя забыть, для чего его использовали, укрылся и свернулся калачиком на полу.

По его лицу текли слезы, горячие, как вода из крана. Тедди вытер их. В пушистых, пастельно-голубых складках было тепло, но одеяло вселило в него и другие ощущения. Он снова почувствовал себя ребенком, хотя и не таким, каким он был.

Заснуть не получалось. Тедди зарылся лицом в одеяло, все глубже и глубже, натягивая его на себя до тех пор, пока оно не превратилось в кокон. Оказавшись опять во чреве Элейн, теплом и темном, он попытался заснуть, но у него опять ничего не получилось. Кто знает, спят эмбрионы или нет?

* * *

Антея удивлялась себе. Она никогда не предполагала, что на ее долю выпадет такое: уговаривать Франклина сходить домой и поговорить с Гарриет. Раньше она надеялась, что тот просто уйдет – со скандалом или без. Но сейчас ей вдруг захотелось ясности, чтобы над i были расставлены все точки, чтобы все вопросы были решены открыто и честно.

– Иди, – сказала она. – Объяснись. Не обещай ничего, но намекни, что все возможно.

Иногда, но не ставя себя на ее место, Франклин гадал, как Гарриет жила в его отсутствие, когда некому было подать ей утренний чай. Без него, когда не надо убираться, заниматься хозяйством, носить в химчистку его одежду. Развлекалась или, возможно, страдала? Как бы то ни было, впредь Гарриет придется самой наливать себе чай, только вот заставит ли это вставать ее пораньше или она будет лежать в постели допоздна, ответить на этот вопрос Франклин не мог. В одном он был уверен: в десять минут десятого – по его прикидкам, он должен был добраться до коттеджа «Оркадия» именно к этому времени – Гарриет будет сидеть дома и наводить марафет после утреннего душа.

Автомобильное движение было очень плотным, и он приехал чуть позже назначенного им самим срока. Он припарковал машину на территории конюшен, помахал Милдред, которая выгуливала свою собаку. Та помахала в ответ, выдавила из себя полуулыбку. Ему показалось, что она выглядит смущенной, но решил, что у него разыгралась фантазия, и вообразил, будто не ожидала увидеть его и он оказался не в том месте и не в то время. Да, это наверняка фантазии. Зная, что Гарриет ужасно легкомысленна в таких вещах, Франклин надеялся, что задняя калитка не заперта, но на этот раз Гарриет проявила похвальную бдительность, и этот путь был для него закрыт.

Он завернул за угол и открыл калитку в сад. Дикий виноград сбросил половину листьев, и они лежали таким толстым слоем, что не было видно мостовых плит. Гарриет, естественно, никогда не занималась садом, но уж листья-то она могла бы собрать. Франклин напомнил себе, что теперь для него не имеет значения, что она делает или как выглядит участок, затем вставил ключ в замочную скважину и вошел в дом.

Надо отдать ей должное: Гарриет всегда содержала их жилище в чистоте. И сейчас здесь было чисто и даже, на проницательный взгляд Франклина, чище, чем обычно. Он громко произнес:

– Привет, это я.

В ответ должен был бы раздаться изумленный вопль. Он никогда прежде не возвращался из поездок в столь ранний час. Однако ответа не последовало. Франклин поднялся наверх. Кровать была застелена и выглядела идеально. Не вызывало сомнения, что прошлой ночью никто не спал в ней, не пользовался комнатой или ванной. По идее, стенки душевой кабинки должны бы быть мокрыми, но те были сухими, да и полотенца слоновой кости на полотенцесушителе тоже.

Он спустился вниз и оглядел помещения. Везде царила такая чистота, будто дом драила и чистила целая армия горничных. Вероятно, Гарриет решила в ноябре устроить весеннюю генеральную уборку. Единственное, что выпадало из порядка, если не считать не выключенный ею свет, была гора подушек на полу в гостиной. Сюда переместились все подушки с кресел и двух диванов. Поверх этой груды лежало алое боа Гарриет.

Решив повременить с окончательным приговором, Франклин прошел на кухню. Там все было нормально, если считать нормальным сияющую стеклянную посуду и отполированные поверхности. А вот в столовой что-то изменилось, и ему потребовалось несколько мгновений, чтобы понять, что именно. Зеркало, там висело новое зеркало. Гарриет, которая никогда ничего не покупала для дома и все свои деньги тратила на наряды и косметические салоны, в его отсутствие купила эта красивое зеркало. На его вкус, оно было слишком современным, но он сразу распознал руку мастера, искусно подобранный баланс цветов.

А куда же тогда делся натюрморт Элфетона? Если Гарриет продала его, подумал Франклин, я устрою ей такую взбучку, что она надолго запомнит ее. Однако та не продала, натюрморт висел на стене в конце коридора, в самом неподходящем для такой очаровательной и, между прочем, ценной картины месте. Забавно так говорить о собственном доме, но Франклин редко бывал в этой части, в этом слабо освещенном закутке. Он не мог вспомнить, когда в последний раз заворачивал за этот угол в небольшой коридор, и поэтому думал, что эта часть дома запомнилась ему совершенно по-другому, потому что, казалось, здесь должна быть то ли дверь, то ли окно.

Где же она? Куда и зачем она ушла? Франклин снова поднялся наверх. Если Гарриет ушла совсем, то наверняка взяла с собой кое-какую одежду и чемодан. Он открыл дверцы шкафа и увидел, что половины ее нарядов не хватает, причем, отметил он, самых новых и эффектных. Самый большой из их чемоданов тоже исчез из бельевого шкафа на лестничной площадке. Но было и еще нечто, что пробудило в нем надежду. А вдруг она не просто ушла, а бросила его? Хотя Франклин отдавал себе отчет в том, что все складывается слишком хорошо, чтобы быть правдой. Этим нечто было отсутствие лучших из ее украшений. Он заглянул во все коробки, в мешочки для ювелирных изделий, в выдвижной ящик и в две шкатулки для украшений и обнаружил, что пропал жемчуг, ожерелье с сапфирами и бриллиантами и два золотых браслета.

Дешевые украшения, висевшие на подставке в виде деревца, она взять не удосужилась, не стала она забирать и классические костюмы. Если бы Гарриет просто готовилась к поездке на какой-нибудь курорт, то не стала бы заранее собирать жемчуг, ожерелье и все эти кольца. Нет, совершенно ясно, что она ушла навсегда. Франклин даже сплясал от радости, подумал о том, чтобы позвонить Антее и сообщить ей добрую весть, но решил рассказать ей обо всем лично. Он вальсирующим шагом пересек спальню и выглянул в окно.