Изумрудный шторм - Уильям Дитрих

Я пополз к капитанской кабине, с трудом преодолевая напор воды.

Все пропало, и теперь мне оставалось лишь одно.

Я должен был спасти Астизу и Гарри.

Подняться в капитанскую кабину «Мон-Пеле» оказалось непросто. Мы полностью сдались на милость бушующего моря, нас несло прямиком на рифы, а все члены команды и пассажиры ушли в мир иной и будут теперь держать ответ перед Господом Богом. Сундуки взломаны; бесценные артефакты Теночтитлана, за которые отчаянно, словно за талисманы, цеплялись утопающие, ушли вместе с ними на дно; другие ценности, точно раковины, унесло волнами… Сознание мое затуманивал гнев. В этом несчастье был прежде всего повинен Наполеон Бонапарт. По словам Мартеля, он сам все это затеял – использовал меня и мою семью, как марионеток, – и это выходило за рамки простого политического расчета. Почти целый год я шел к этой катастрофе, гонялся за какими-то древними безделушками, которые имели не больше отношения к производству реальных летательных аппаратов, чем каракули, выведенные пером обитателя сумасшедшего дома. Мой сын был похищен, и это оставило неизгладимый отпечаток в его душе. И все это ради совершенно безумной затеи завоевать Британию?

Полный абсурд!

И это вместо того, чтобы с самого начала пытаться уберечь и спасти свою семью…

Замок на двери каюты был сломан, а сама дверь распахнута и болталась из стороны в сторону. Я влетел в каюту, где царил полный хаос – мебель была разбита, кругом плескалась вода. Стекла иллюминаторов были частично выбиты, и их осколки тоже болтались в морской воде. И кругом было темно, почти ничего не видно.

– Астиза! – позвал я.

– Я здесь, держу Гарри! – откликнулась моя жена. – Что это было? Все кончено, да?

И тут я увидел ее. Она сидела на койке Бриана, и на лице у нее был глубокий порез.

– Ты ранена… – метнулся я к ней.

– Я боюсь. Мы тонем?

– Мартель перерубил кабель штурвала. И теперь мы просто дрейфуем, как обломок дерева.

– Я люблю тебя, Итан! – Астиза выкрикнула эти слова, хотя находилась всего в нескольких футах от меня. – Ты хотел как лучше!

Я был бы рад ухватиться за эту мысль, как только что держался за переборку, но существовали более срочные дела, чем какие-то там разговоры. О том, что я люблю эту женщину, можно сказать и позже.

Порой мы страшно ошибаемся в расчетах.

В и без того темном помещении становилось все темней. Я видел огромную волну, целую гору воды, которая поднималась все выше и выше, вставала все круче и круче, зеленая и прозрачно-стеклянная, увенчанная гребнем пены. Это была самая большая волна, какую мне только доводилось видеть в жизни. Она заполнила собой весь вид из иллюминатора, а потом и все небо.

– Мачты снесло, – сказал я. – Надо выбираться отсюда. Может, удастся найти укрытие в трюме или что-нибудь вроде плота, на котором можно отплыть. Риф рядом, а это значит, что и земля где-то не…

И тут каюта словно взорвалась.

Огромная волна выбила остатки стекла из иллюминаторов, а заодно и весь оставшийся в каюте воздух. Меня отбросило к переборке, и каюту начала стремительно заполнять морская вода. Пена вскипала и достигала потолочных балок. А затем океан словно высосал меня из помещения – я цеплялся за что попало, но пальцы мои ослабели и не выдержали. Я оказался по шею в бурлящей воде и мог лишь ловить ртом воздух. Где мои жена и сын?..

– Астиза! – крикнул я.

Но ответом мне был лишь рев бури.

«Мон-Пеле» завалился набок, палубы превратились в стены, и я карабкался по полу, как по лестнице, стремился пробиться к кормовой каюте. Оборванные снасти трепало на ветру, точно ленточки. И кругом была вода – одна только вода, унесшая неведомо куда двух моих самых близких людей.

Я не колебался ни секунды. Мне все же удалось доползти до кормы, и я встал на нее, чтобы наблюдать за тем, как из воды выныривает уже бесполезный руль – он хлопал по воде, точно большая камбала. Затем я нырнул в глубину и неким непостижимым образом прорвался через волну, пытающуюся похоронить корабль – лишь благодаря этому маневру меня не затянуло под тонущее судно, а наоборот, отбросило от него на несколько ярдов. Помогло и то, что я с силой оттолкнулся ногами от корпуса кеча. Даже когда моя голова оказалась на поверхности, дышать все равно было трудно: границы между водой и воздухом были размыты. Я снова стал озираться по сторонам. Где моя семья?

Тут что-то толкнуло меня в бок, и я вцепился в этот предмет мертвой хваткой. Это оказался руль корабля – он был маловат для плота, но вполне способен помочь мне продержаться на воде. Я приник к нему, как детеныш енота к матери. Мой корабль, мои сокровища, мои друзья и семья – все исчезло. Сила, вес и мощь этих бурлящих кругом вод казались просто невероятными.

Я думал, что и «Мон-Пеле» тоже исчез, но нет – корпус судна начал подниматься из воды, точно айсберг. Волны подхватили и закружили его, а потом понесли к отмеченному полосой белой пены рифу или пляжу. Неужели Мартель еще на судне? Разбитая корма вздымалась к небу, а все остальное было скрыто под водой, и всю эту огромную массу толкало волной вперед, точно горошину, которой выстрелили из рогатки. Затем сверху с ревом обрушился еще один громадный вал, и раздался страшный треск – словно тысячи тонн дерева врезались во что-то твердое. Во все стороны разлетелись дубовые щепки и осколки кораллов – точно взорвалась граната.

Корабль напоролся на рифы, и его разнесло в куски. Самые мелкие фрагменты уносил ветер.

– Итан! – услышал я женский крик.

Я резко развернулся. Астиза! Она на миг показалась над гребнем волны, прижимая к себе что-то или кого-то – должно быть, Гарри, – а затем опять скрылась из вида.

Держась за лопасть руля и бешено работая ногами, я поплыл туда, где только что видел ее. Плыл я очень быстро, изо всех сил.

Прошла минута, не меньше, и я уже подумал, что снова потерял свою жену в этом хаосе, но потом волны на миг расступились, и я увидел ее волосы. Они извивались в воде, точно темные завитки морских водорослей, а сама Астиза с трудом пыталась плыть.

Я рванулся к ней. Вот она снова исчезла под волнами и снова вынырнула, не желая сдаваться. Я опасался, что у нее уже не осталось сил бороться, что они с Гарри утонут прежде, чем я успею добраться до них.

Но нет, я успел! Ухватил ее за волосы, подтянул к себе. Она отплевывалась и кашляла, а я вырвал у нее из рук нашего сына. Я боялся, что мальчик уже не дышит, но он заморгал при моем прикосновении и выплюнул изо рта воду. У него был шок.

И тут я заметил на шее Астизы золотой медальон на цепочке. Подарок Наполеона с буквой «N», выгравированной в центре и лавровым веночком вокруг. Может, он и был нашим проклятием? Я сорвал цепочку и отшвырнул медальон подальше, в воду.

А у меня на шее по-прежнему висело увеличительное стекло. Через него я разглядывал изумруд, который позже проглотил.