Наизнанку. Личная история Pink Floyd - Ник Мейсон

Панихида проходила в Ноттинг-Хиллском театре. Получилось прекрасное прощание с другом, который был в моей жизни сорок с лишним лет. Рик хотел не очень формальной церемонии, и его желание полностью сбылось. Панихида внушала скорее радость, чем печаль, – и в светском плане, потому что вокруг было столько знакомых лиц, и в музыкальном. Мы с Дэвидом впервые за почти четыре десятилетия исполнили «Remember a Day» Рика, а Джефф Бек в одиночку так блистательно сыграл гитарное соло, что я пытался ангажировать его на собственные похороны.

Рик умер, и это поистине и окончательно поставило крест на воссоединении Pink Floyd. Теперь пускай отдуваются трибьют-группы. Я вот сейчас думаю: каждый вечер кто-то где-то играет нашу музыку – просто не я. Ударники из трибьют-групп, безусловно, гораздо лучше меня освоили все мои ошибки. Как в бондиане: меня, остроумного щеголя Роджера Мура, легко заменить на хмурого Дэниела Крейга, – может, никто и не заметит разницы.

С этим эффектом Бонда я столкнулся лично. Энтони Горовиц, писатель и добрый друг, работал над новым романом про Бонда «Trigger Mortis» (даже Яна Флеминга можно заменить), и почти все действие у него происходило на Северной петле, участке первоначального «Нюрнбургринга», который считается самой сложной дистанцией за всю историю мотогонок (Джеки Стюарт называл его «зеленый ад»), – соревнования там больше не проводят, но кататься можно. Чтобы помочь Энтони подготовиться, я отрядил гонщика – Марино Франкитти, мужа моей дочери Холли, – и тот возил Энтони по трассе, чтобы в книге все получилось как можно реалистичнее.

В июле 2010 года Роджер согласился выступить с Дэвидом на благотворительном вечере в пользу фонда Беллы Фройд HOPING, который оказывает помощь и поддержку палестинским детям. Нас всех по отдельности позвала Джемайма Голдсмит, которая устраивала мероприятие у себя дома в Оксфордшире, в Киддингтон-холле, – и мы все сказали «да». Но потом поразмыслили и сообразили, что нас опять будут бесконечно донимать вопросами, не грядет ли воссоединение Pink Floyd, а это как-то чересчур – благотворительный вечер планировался относительно скромный, в зале будет всего пара сотен гостей.

В августе 2008 года мы с Роджером съездили в Стокгольм, где получили «Полярную премию», учрежденную, что логично, Стигом Андерсоном, менеджером группы ABBA. Одновременно с нами премию получила американская оперная певица-сопрано Рене Флеминг. Роджер посвятил награду своей 96-летней матери. «Если в моей работе есть гуманизм и эмпатия – а мне кажется, они есть, – этим я лучше буду обязан ей», – сказал он.

Рик там, где он счастливее всего, – на борту своей яхты «Эврика».

Поэтому Роджер с Дэвидом вышли на сцену вдвоем и, невзирая на отсутствие своего верного барабанщика и миротворца, сыграли короткий сет – в том числе «Comfortably Numb», «Wish You Were Here» и «Another Brick». Объявлять о разрядке отношений было рановато, но ближе к ней эти двое еще не подходили.

Дэвид хотел на два голоса спеть «To Know Him Is to Love Him», классику The Teddy Bears, но Роджер противился: он считал, что Дэвиду-то спеть обе партии – раз плюнуть, а вот для него самого это за пределами зоны вокального комфорта. Дэвид не отступил и предложил сделку. Если Роджер споет, тогда Дэвид придет к нему на какое-нибудь шоу «The Wall» и сыграет «Comfortably Numb».

Роджер согласился, и Дэвид сдержал слово – сыграл в «The Wall» в мае 2011 года на «Арене O2». Я присоединился к ним на «Outside the Wall» – мы закончили шоу, как много лет назад в оригинальной постановке. Я вышел с бубном, Дэвид играл на мандолине, Роджер на трубе. По крайней мере, мы вместе очутились на сцене, хотя с таким набором инструментов вряд ли одолели бы «Echoes».

В тот год мы с Дэвидом завершили затянувшийся ремастеринг нашей дискографии – получилась многодисковая мультиформатная феерия. Собственно ремастерингом занимался Джеймс Гатри, и он мужественно сражался с этой задачей, пока я царственно созерцал процесс из-за кулис и милостиво давал интервью «Хаффингтон-пост».

Ощущение такое, говорил я, будто это наш последний шанс выпустить записи на физических носителях. Цифровые технологии шагнули далеко, раньше нам ни за что бы не удалось так почистить аналоговые записи, однако это был сизифов труд. Я понимал, что наверняка сохранились сотни катушек, двухдюймовых многодорожечных записей, не говоря уж о черновых миксах и отбракованных версиях на четвертьдюймовой пленке. Как я тогда выразился, «разбирать это все – адова работенка».

Один из особо любимых образчиков – наш концерт 1974 года на «Уэмбли-арене» (тогда еще это был «Имперский бассейн»); запись удалось пристойно почистить и тем оправдать публикацию. Но моя личная жемчужина этой коллекции – вновь обнаруженное в архивах EMI соло Стефана Граппелли на «Wish You Were Here». Я думал, эта сессия навеки утрачена, и переживал, что сам нечаянно и затер мастер или что-то записал поверх. Но запись сохранилась, и это великая радость, и если мы когда-нибудь снова сыграем «Wish You Were Here», я бы – поскольку Стефана больше нет – пригласил поучаствовать какого-нибудь сопоставимо талантливого скрипача: Найджела Кеннеди, скажем, или Ванессу Мэй.

Я также внятно обозначил свою позицию – сказал, что лично я не против концепции «возродить динозавра и отправить на гастроли», но сомневаюсь, что такая перспектива когда-нибудь соблазнит Дэвида, а Роджеру даже думать об этом некогда – он возит по миру «The Wall».

Поскольку систематического музицирования на повестке дня не стояло, отчасти я тратил силы и время на музыкальную политику. Индустрия изменилась практически до неузнаваемости. Пиратство, скачивание и стриминг напрямую влияли на релиз продукции. Некогда мы ехали на гастроли, чтобы продвигать новый альбом; теперь альбом стал средством продвижения гастролей. Я был глубоко убежден, что музыкантам нужно объединяться, дабы их голос был услышан, – особенно если вспомнить афоризм Берни Экклстоуна: «Если ты не сидишь за столом, вероятно, ты значишься в меню».

Я вступил в Коалицию титульных артистов – организацию, которую создали для защиты и борьбы за права артистов, равно известных и начинающих, особенно в цифровую эпоху и во времена, когда фирмы звукозаписи все меньше напоминают рисковых венчурных капиталистов и все больше – консервативные частные акционерные общества, которым только гарантии и подавай. Мы также занимались теми аспектами законодательства, которые отражаются на слушателях, – перепродажей билетов, например: мы искали пути противодействия спекуляциям.

КТА старается привлекать музыкантов максимально широкого спектра: на разных этапах членами совета были Билли Брэгг, Марк Келли из Marillion, Сэнди Шоу и Румер, а также Говард Джонс, Энни Леннокс, Эд О’Брайен из Radiohead, Мастер Шорти и Кейт Нэш. Это отчасти перекидывает мостик к Профсоюзу музыкантов (миновало полвека, а я по-прежнему в ПМ) и к профсоюзной работе моего отца.