Проклятье Эвери - Анна Кривенко

Что с ней происходит? Почему ее так сильно ранит тот факт, что она, как личность, Кристоферу не только не нужна, но и просто отвратительна? Неужели ей хотелось бы… чего-то другого?

Тряхнула головой, но избавиться от назойливой боли и огорчения не удалось.

— Мы должны помочь принцу просто ради справедливости, — проворила Эвери наконец, не смотря Вайлету в глаза. — Надо вызволить его и позволить ему сбежать…

«Кот» стремительно оказался рядом, словно пытаясь заглянуть девушке в глаза и что-то там высмотреть.

— Тогда это сделаю я! — заявил он твердо, но что-то в душе Эвери дернулось, протестуя.

— Нет! — поспешила произнести она, наконец, подняв на парня взгляд. — Я… сама. Мне нужно… попрощаться с ним окончательно…

Взгляд «кота» мгновенно потух, став пустым и мрачным.

— Как скажешь, хозяйка… — бросил он обиженно, и Эвери почувствовала себя виноватой.

Но отступать не стала.

Ей действительно очень нужно было лично увидеть Кристофера.

Только вот… зачем?

***

Натягивать свою старую мужскую одежду на раздавшуюся пятую точку было сложновато. Еще крепче замотав неожиданно привалившее счастье в виде груди, Эвери ощутила, что ей просто не хватает дыхания. И все-таки в мальчишеской худобе были свои собственные преимущества…

Отросшие уже ниже плеч волосы девушка стянула на затылке, отчего ее лицо стало казаться еще меньше, чем раньше, но она не хотела, чтобы волосы мешали при маневрах в темноте…

Вайлет с легкостью узнал, что принца держат в одной из палаток на окраине городка. Правда, там было очень много охраны, и пробиться сквозь них незаметно было крайне проблематично.

Но на подмогу пришел… пир, который устроили посреди лагеря в честь фееричной победы над северными укреплениями ашерванцев. Охранники сменились в полночь, когда празднование было в самом разгаре, но разумом и душой все они были там, в центре ликующего городка.

Эвери оставила Вайлета прикрывать свое отступление, а сама подползла к краю шатра на задней его стороне. Выждав момент, она достала короткий кинжал и надрезала шкуру, из которой был сделан этот шатер, а потом начала бесшумно протискиваться в дыру, вспоминая, как часто ей приходилось в прошлом влезать в узкий собачий лаз замка де Рошхэн.

В шатре было очень темно, и ей понадобилось некоторое время, чтобы глаза привыкли и начали различать очертания предметов.

Пленник сидел в центре, опираясь на связку тряпья. Руки были связаны позади, дышал он тяжеловато, надсадно, словно был… не совсем здоров.

Проклятая брачная магия отчаянно запросилась наружу, спеша рвануть на помощь магической паре, а Эвери едва удержалась, чтобы не скрипнуть зубами. Она так долго настраивалась, чтобы быть с Кристофером отстраненной, холодной и не выдавать перед ним своего волнения, а эти бурные позывы заставляли её превратиться в глупую наседку, квохчущую над своим раненым петушком…

Ползти на четвереньках было просто: сейчас, когда магия Эвери была в ней ничем не сдерживаема, ее физические навыки только усилились. Под радостные крики веселящихся снаружи, девушка наконец-то подобралась к Кристоферу и… замерла перед ним, с ужасом увидев на его шее жуткий ошейник, впивающийся в его кожу множеством острых игл.

Потеки крови из ран от этих остриёв даже в темноте были легко просматриваемы, и сердце девушки болезненно сжалось.

Казалось, Кристофер бредил. Его глаза были закрыты, голова со всколоченными длинными волосами склонена на бок, а губы беззвучно шевелились, словно в молитве.

В груди Эвери заворочался гнев. Гнев на воинов, которые так жестоко обошлись с пленником, гнев на вождей, которые ничего не предприняли для облегчения его мук, гнев на себя за то, что тут же позабылись обиды на него за все его жестокие слова…

Решительно сжав губы, Эвери спрятала кинжал и потянулась к щеке бредящего принца.

У него был жар, но от прикосновений Кристофер вздрогнул и медленно открыл глаза.

Напрягся, увидев подле себя тёмную фигуру, но, когда Эвери прошептала: «Не дергайтесь, это я!», принц вдруг весь аж просиял, чего девушка от него совершенно не ожидала.

— Молчите… — шепнула она строго, а сама притронулась к ошейнику, чувствуя, как от этого прикосновения по телу сразу бегут мурашки непроизвольного ужаса.

Значит, ошейник магический, блокирующий магию Кристофера на корню. А иглы, впивающиеся в кожу, усиливают воздействие. Жестокая штука. Опасная. Вот почему принц с его-то силой до сих пор не сбежал…

Но родовая магия Эвери, сейчас отчетливо собирающаяся в руках, рвалась вперед, желая искромсать, расплавить, уничтожить возникшее препятствие. Браслет завибрировал, причиняя Кристоферу боль, но он даже не пикнул, а лишь остро напрягся всем телом.

Эвери же представила, что иглы становятся мягкими, меняют свою структуры и легко высвобождаются из плоти. Подобного изменения предметов она еще никогда не практиковала, но растущая уверенность в своих силах отогнала всякие сомнения, и ошейник действительно вскоре начал походить на бесполезное желе. Магией от него больше не фонило, и девушке удалось с лёгкостью сорвать его с шеи узника, отбрасывая в сторону с отвращением.

Кристофер выдохнул, ощущая, как заблокированная магия начинает растекаться по венам, притупляя боль в истерзанном теле и укрепляя ослабевшие руки.

Но почти мгновенно вместе с этим его магия потянулась к Эвери, вновь сплетаясь с её силой в один трепещущий узел, и брачная магия возликовала.

Помимо искренней радости при виде живого и здорового Эвери, в груди Кристофера начал бушевать пожар совершенно иного толка.

О, брачная магия словно наверстывала упущенное за в это время, обрушивая на принца неистовое желание прижаться к мальчишке, почувствовать запах его кожи и волос, вспомнить, как сладостны его губы…

Эвери смотрела на него исподлобья, чувствуя то же самое и отчаянно противясь своим, точнее магическим желаниям.

— Я разрежу веревки, — прошептала она наконец и снова достала кинжал. Кристофер повернулся боком, чтобы Эвери могла освободить его руки за спиной, но ее невольные к нему прикосновения вызвали в теле принца неистовую дрожь.

Все было не так, как раньше! Все было гораздо хуже!!!

Еще немного, и Кристофер готов был сойти с ума от страстного желания прижать мальчика к себе и больше никогда не отпускать.

Ни за что и никогда…

Как только руки и ноги Кристофера оказались на свободе, он повернулся к Эвери и замер, напряженно вглядываясь в юное лицо, которое каждый день снилось ему в последнее время. Лицо, по которому он неистово скучал.

Эвери выглядел обычным, хотя непривычно стянутые на затылке волосы сделали его облик еще более хрупким и женственным.