При реках Вавилонских - Нельсон Демилль

– Я купил ее в Нью-Йорке во время своей последней поездки. У Тиффани. Когда-нибудь отдай ее в ремонт вместо меня, хорошо?

Он протянул ей звезду. Мириам улыбнулась:

– Твой первый подарок мне, Яков, и тебе приходится притворяться, что это вовсе не подарок. Спасибо!

Внезапно лицо Мириам стало очень серьезным. Она опустилась на колени на дне окопа и внимательно посмотрела на серебряную звезду в своей руке.

– О Яков! – прошептала она. – Пожалуйста, не выбрасывай свою жизнь!

Она зажала звезду в руке и крепко прижала к груди. Лучи врезались в руку, но женщина не разжимала пальцы, пока не пошла кровь. Она низко опустила голову и сдерживала слезы до тех пор, пока тело не начало трястись от переполнявших ее рыданий.

– О проклятие, проклятие! – Мириам с силой ударила кулаком по земле. А потом прокричала, пытаясь утихомирить ветер: – Ну нет же, я не позволю тебе здесь умереть!

Хоснер не произнес ни слова, но в его глазах тоже стояли слезы.

Дрожащими руками Мириам сняла с шеи серебряную цепочку с кулоном в форме слова «жизнь» на иврите, застегнула цепочку на шее Якова и притянула его голову к себе.

– Жизнь, – произнесла она сквозь слезы. – Жизнь, Яков.

* * *

Моше Каплан лежал в маленьком овраге и сквозь ночной прицел изучал местность. Луна светила слабо, зато пыли в воздухе летало очень много, но Каплан без труда различал цепочку ашбалов в маскировочных одеждах и прислонившихся к низкой стене менее чем в двадцати метрах от него. Картина напомнила ему гравюру девятнадцатого века под названием «Сборище оборотней». На ней гротескно изображались получеловеческие фигуры на фоне стены церковного кладбища, освещенные луной. Картинка была страшненькая, однако не страшнее, чем зеленоватое изображение в его приборе.

Он смотрел и смотрел, и внезапно картинка потускнела: сели батареи. Каплан взглянул в последний раз перед тем, как картинка полностью потемнела, и нажал на спусковой крючок.

На холме все сразу поняли, что их час пробил.

Добкин силой втолкнул Шислона в гуфу, а потом отвел суденышко от берега. Конечно, сейчас уже посадка лодки стала значительно выше, и Шислон имел куда больше шансов выжить, состязаясь с Евфратом, чем разделяя судьбу Добкина. А кроме того, Шислон оставался единственной связью между Добкином и деревней Уммой, и Добкин вовсе не хотел, чтобы эта связь стала известна Ришу в случае, если их поймают вдвоем. Пока лодка не скрылась из виду, направляясь вниз по течению к деревне, он стоял на берегу, провожая ее взглядом, а потом пошел прочь от бурного, мутного потока.

Добкин полностью потерял ориентацию и не мог точно определить, где находится по отношению к Воротам Иштар. Он буквально продирался сквозь слепящую пыльную бурю, старательно считая шаги. На пути постоянно попадались ямы и котлованы, оставшиеся от раскопок и не огороженные до сих пор, и несколько раз генерал едва не провалился. Во всяком случае, их присутствие доказывало, что он в Вавилоне. Добкин с трудом передвигался по обесцвеченной, выбеленной земле, оставшейся от древних стен, превращавшей Вавилон в жуткую бесплодную пустыню, на которой даже трава не росла.

Пройдя триста метров, генерал взобрался на небольшой холм и огляделся вокруг, изучая местность. Исходил он из того, что гостиница наверняка выделялась бы освещенными окнами. Их он искал в темноте, ничего, однако, не находя.

За своей спиной он услышал шум и оглянулся. В темноте что-то двигалось. Приостановилось, затаившись, потом вновь начало приближаться, светя желтыми раскосыми глазами.

На развалинах стены, повернувшись к Добкину мордой, стоял шакал. Глаза его были полузакрыты, и он сохранял полную неподвижность, стоически принимая свою долю. Внезапно Добкин почувствовал симпатию к хищнику.

– Не знаю, что ты ищешь здесь, старый охотник, но надеюсь, что найдешь – если, конечно, ты ищешь не меня.

Шакал бесшумно и грациозно сделал несколько шагов по направлению к Добкину, смерил его взглядом и остановился. Потом поднял голову и протяжно завыл. Никто из его сородичей не ответил, и, спрыгнув со стены, зверь исчез во мраке.

Добкин тоже спустился со своего возвышения и спрятался в частично раскопанном здании. В его темных углах жили совы, и при приближении человека они тревожно заухали. Добкин опустился на пол, пытаясь прогнать ноющую боль во всем теле и жуткую усталость.

Вавилон. Какое немыслимо мертвое место! Этот город ушедших изо всех сил старался убить его и добавить его кости в свою бесплодную землю. «И поселятся там степные звери с шакалами… и не будет обитаема вовеки и населяема в роды родов».

Пророчество Иеремии оказалось столь же вещим, как и пророчество Исайи.

Добкин знал, что в четвертом веке персидский царь превратил город в свои охотничьи угодья. Его невероятные стены, в некоторых источниках занимающие второе место среди чудес света вместо Висячих садов Семирамиды, все еще стояли в те дни, хотя большая часть из трехсот шестидесяти смотровых башен уже обвалилась. Причудливая судьба, превратившая крупнейший город мира в место для диких зверей, фактически в зоопарк, напомнила о пророчествах Исайи и Иеремии еще острее.

Жилище диких зверей.

А к началу пятого века Евфрат изменил свое русло, и Вавилон превратился в обширное болото, и тогда исполнилось последнее пророчество Исайи и Иеремии: за восемьсот лет до этого Иеремия писал: «Устремилось на Вавилон море; он покрыт множеством волн его».

Добкин осторожно выполз из своего укрытия и, пошатываясь, поднялся на ноги. Зачерпнул немного воды из бурдюка, сделанного из козлиной шкуры, и промыл глаза. Он неожиданно попал в странный, фантастический мир. Все это имело какое-то определенное значение, но понять, какое именно, казалось невозможным.

Генерал выбрался из полузанесенного песком и пылью строения на некое подобие тропы, извивающейся меж руин. Повернул на север, к берегу Евфрата. Вдоль него он прошел почти километр, сгибаясь под ветром и пряча лицо.

Ветер утих неожиданно, и сразу раздался голос. Генерал поднял голову. Из дверного проема на него внимательно смотрел араб. Оказывается, он уже пришел в Квейриш. Разглядев араба, Добкин подошел к нему.

– Гостиница, – произнес он на языке, который считал палестинским вариантом арабского.

Человек в дверях решил, что разговаривает с ашбалом, заблудившимся в темноте. Палестинцы ему совсем не нравились, но сейчас они заправляли всей жизнью. Однако ашбала без оружия он не встречал еще ни разу и про себя невольно отметил это. Выйдя из дома, он прошел мимо Добкина, пристально его разглядывая.

Добкин пошел за ним следом, не забыв при этом незаметно достать из кармана нож, которым снабдили его евреи из Уммы. Несколько минут они шли по извилистой улочке, а потом человек свернул в переулок между двумя зданиями.

Добкин старался не отставать. Он посмотрел в переулок, однако араб исчез. Генерал прислонился спиной к стене справа, готовясь при первой же необходимости пустить в ход нож.