Столетняя война. Том IV. Проклятые короли - Джонатан Сампшен

Тура. После отъезда королевских эмиссаров принцы обнародовали манифест, в котором попытались опровергнуть широко распространенное мнение о том, что они стремятся только к захвату власти. Это вовсе не так, заявили они. Они намеревались идти на Париж, чтобы обсудить с Карлом VI реформу государства. Но парижане в это не поверили и готовились защищать свой город. Все ворота левобережных кварталов были замурованы, кроме трех. На стенах и воротах были расставлены стражники. В Сене были затоплены корабли. Прибыли союзники Иоанна Бесстрашного с новыми войсками из Нидерландов. По всей Франции был объявлен арьер-бан (arrière-ban, сбор феодального ополчения). Согласно хронисту Монстреле, который утверждал, что располагает точными цифрами, Иоанн Бесстрашный набрал 15.000 латников и 17.000 арбалетчиков и пехотинцев для защиты столицы. Истинная цифра могла быть вдвое меньше[323].

Принцы Лиги собрались со своими войсками в Туре в конце августа 1410 года. Оттуда они отправились в Шартр и обнародовали еще один манифест, адресованный главным городам, прелатам и дворянам Франции. В этом документе речь шла о том, чтобы перехватить инициативу у герцога Бургундского. Принцы изложили все бедствия государства: нецелевое использование королевских доходов, крах правосудия, греховность королевского двора и властолюбие герцога Бургундского. Они заявили о своей приверженности к реформам и намерении "спасти" короля и Дофина. Достоверных сведений о численности их войск нет, но она вполне могла быть даже больше, чем у армии, которую собрал герцог Бургундский. Бернар Арманьяк явился с примерно 4.000 южан. Некоторые принцы, как говорили, привели еще больше. Герцог Бурбонский, один из самых мудрых и опытных руководителей среди высшей знати, умер в возрасте семидесяти трех лет двумя неделями ранее, что позволило его буйному и импульсивному наследнику Иоанну, графу Клермонскому, привлечь на сторону Лиги все ресурсы своей семьи. Герцог Бретонский неуверенно колебался между двумя лагерями. Он сказал Бернару Арманьяку, который приехал к нему в Нант, что Иоанн Бесстрашный хоть и оклеветал его, но в остальном не причинил ему никакого вреда. В итоге он поддержал обе стороны. Его брат, восемнадцатилетний Артур, граф Ришмон, привел отряд бретонцев в армию Лиги, якобы в качестве своего личного предприятия. Другой бретонский контингент был послан сражаться на стороне герцога Бургундского под командованием третьего брата герцога, Жиля. Коннетабль был еще одним человеком, который старался поддерживать отношения с обеими сторонами. До недавнего времени он заседал вместе с герцогом Бургундским в королевском Совете в Париже. В конце концов, его убедили присоединиться к армии Лиги в Шартре, но он продолжал поддерживать контакты с бургундцами в Париже. Что касается остальных принцев, то их отношения уже становились напряженными, поскольку надвигающаяся схватка начала обнажать их разногласия. Граф Арманьяк, самый способный полководец в армии принцев, но бестактный и напористый, уже начал раздражать других лигеров[324].

Лидеры Лиги были достаточно опытны, чтобы понять, что им вряд ли удастся захватить Париж силой, защищаемый объединенными силами парижан и армией герцога Бургундского. Их цель состояла в том, чтобы добиться переговоров, имея за спиной достаточно большую вооруженную силу и иметь возможность торговаться на равных. Они отправили в Париж делегацию из Шартра для ведения переговоров. Эмиссары, возглавляемые канцлером Иоанна Беррийского, Гийомом де Буафратье, предстали перед королевским Советом на второй неделе сентября. Карл VI находился в здравом уме в течение двух месяцев, что было необычайно долго, и впервые за многие годы занял активную собственную позицию. Судя по всему, он мало что понимал в сути вопроса. Но у него было сильное чувство достоинства своей должности, и его возмущала мысль о том, что его ближайшие родственники и члены Совета возьмутся за оружие против него. Буафратье совершенно неправильно оценил ситуацию и не внес никаких предложений. Когда он предстал перед королем, то лишь повторил требование герцога Беррийского о том, чтобы его и его единомышленников пропустили в Париж с их армией для "обсуждения" с королем реформы королевства. Карл VI отклонил это предложение, даже не воспользовавшись традиционным перерывом, чтобы посовещаться со своим Советом, и сказал архиепископу, что не примет лигеров, пока они не сложат оружие. Затем он приказал Буафратье удалиться. Герцог Беррийский добрался уже до Этампа, когда встретил послов, возвращавшихся с миссии, и получил их отчет. Он просто не мог поверить, что король говорил серьезно и отправил их обратно, чтобы они повторили то же послание. Но на этот раз они, похоже, даже не были допущены к королю. Карл VI приказал привезти ему в Париж знаменитую Орифламму из Сен-Дени, знамя, которое традиционно разворачивали в моменты национального кризиса, и провозгласил по столице, что он будет нести его против лигеров во главе своей армии[325].

В середине сентября 1410 года арманьяки, как их уже начали называть в народе в противовес бургиньонам (бургундцам), прибыли в Монлери, мощную королевскую крепость на Орлеанской дороге в пятнадцати милях к югу от Парижа. Здесь они остановились, чтобы дождаться бретонского контингента Артура де Ришмона и предпринять еще одну попытку переговоров. Последовало несколько дней бесплодных встреч под эгидой королевы в великолепном особняке Монтегю в Маркусси, который находился неподалеку. Попытка найти компромисс выпала на долю Парижского Университета. Большинство его докторов и магистров сердцем и душой были на стороне герцога Бургундского. Но единство Университета был расколото смелой защитой тираноубийства Жаном Пети, которую многие из профессоров считали теологически несостоятельной, возможно, даже еретической. И, как и многие другие в столице, руководители Университета были напуганы непримиримостью враждующих партий и нарастающей волной анархии в Иль-де-Франс. Они предложили обеим сторонам, чтобы все королевские принцы удалились в свои владения, оставив правительство в руках временной администрации, укомплектованной постоянными чиновниками короны. Со временем, по их мнению, следует созвать Генеральные Штаты, чтобы предложить более постоянные меры. Герцог Беррийский отнесся к этим предложениям благосклонно, но не проявил заинтересованности. Вероятно, он решил, что может позволить себе такую двусмысленность, поскольку бургиньоны все равно их отвергнут.

На самом деле они этого не сделали. 24 сентября 1410 года герцог Бургундский и его союзники дали свой ответ на тщательно срежиссированной публичной церемонии в присутствии короля и Дофина во дворце Сите. Их представителем был король Наваррский, проницательный политик и один из более умеренно настроенных людей в бургундском лагере. Герцог Бургундский, сказал он, признал, что он недостаточно силен, чтобы управлять Францией в одиночку. Он и его сторонники среди принцев были готовы уйти из Парижа и отказаться от своих личных пенсий из королевской казны, а также от податей, которые они взимали в своих доменах для собственной выгоды, но только при условии, что их противники сделают то же самое. Он принял