Валентин Катаев - Валентин Петрович Катаев

было объявлено проданным временному правительству. Летучие отряды портных, снабженных соответствующими мандатами, разъезжали на грузовиках по всему Нью-Йорку и в порядке «революционного» насилия снимали мерки с проходящих мужчин, от восемнадцати до девяносто четырех лет включительно.

Женщины и дети совершенно бесплатно снабжались букетами гелиотропа и бананами.

Ежедневно Батисту Липолю представлялись сводки о ходе смокинговой кампании.

Характерно отметить, что на полях одной из этих сводок, где указывалось на нежелание одного индейца из Южной Патагонии надеть смокинг, Батист Линоль сделал собственноручную надпись, воспроизведенную в четырехчасовом выпуске газетного треста.

Надпись была такая:

«Всем, всем, всем! Не могу не заявить, что гнусное поведение индейца вызывает во мне искреннюю скорбь по поводу крайней несознательности вышеупомянутого гражданина. Надеюсь, что он одумается. Смокинг украшает человека. Он облагораживает его и делает изящным. Если у индейца есть угри — пусть выводит. У свободного сына свободных Штатов должен быть смокинг и не должно быть угрей.

Батист Линоль. Вождь».

В свободное же от государственных занятий время Батист ездил по городу, стоя в автомобиле. За ним везли большую, комфортабельно обставленную клетку, в которой сидел в кресле на колесах шестой секретарь Матапаля. Ничего не понимавший старик приветливо улыбался прохожим и кивал своей дряхлой головой, похожей на одуванчик.

Позади клетки, на лошади, специально доставленной для этой цели из одного отдаленного южного штата, скакал прочно привязанный для безопасности к седлу генерал-комендант. Он держал в руках обнаженную саблю, и перья на его кивере воинственно клубились.

Процессия останавливалась на углах наиболее людных авеню, и Батист, держась левой рукой за кепи шофера, а другую простирая над толпой зевак, кричал:

— Граждане! Вы видите перед собою одного из тигров Матапаля. Остальные тигры находятся тоже в моих руках и своевременно будут вам показаны. Вы требуете его голову? Отлично. В любой момент она может быть отрублена, и я вдену ее в петличку своего смокинга, как хризантему. Но прежде всего мы должны быть на страже справедливости и закона. Пусть эта гнусная личность предстанет сперва перед трибуналом лакеев, и пусть трибунал лакеев с участием всех желающих из публики вынесет свой суровый приговор этому воплощенному символу старого режима!

Зеваки кричали «ура». Модистки кидали в авто Батиста туберозы и нежные записки, которые тот с изысканной грацией передавал секретарю, предварительно прижав их к манишке. Мальчишки показывали шестому секретарю языки. Шестой секретарь сердито замахивался на них синей эмалевой ложкой и шамкал:

— Вакансий нет. Пенсий тоже нет. Ничего нет. Аудиенция окончена. Уходите.

Глубокой ночью Батист Линоль не спал.

Он изящно курил длиннющую египетскую папиросу из запаса Матапаля и диктовал стенографистке заметки, которые на другой день появлялись в газетах.

«Брюнетка в зеленой шляпке, которая на днях бросила мне в автомобиль туберозу. Вы меня интригуете. Оставьте предрассудки. Я вам дам неземное блаженство. Мы, вожди, умеем любить».

И многие другие в таком же стиле.

Так жил и работал Батист Линоль, первый трибун и вождь восставших лакеев Штатов. Подробности можно узнать из комплектов изданий газетного треста за тот год, если эти комплекты уцелели от катастрофы, которая, в сущности, является темой этого романа.

Теперь, отдавши некоторую дань истории, я хочу сказать несколько слов о Ване, который наконец напал на верный след профессора Гранта, заметив номер нужного ему такси.

Ван вскочил в такси, вытолкнул из него какого-то престарелого джентльмена, несомненно едущего к массажисту, и велел шоферу ехать как можно скорее куда-нибудь подальше.

Вскоре за столиком небольшого, но довольно подозрительного трактирчика болтливый шофер подробнейшим образом рассказал Вану, что пожилой джентльмен в темных очках-консервах в сопровождении молодой миловидной дамы действительно нанял его возле Нью-Линкольнского вокзала 11-го числа около трех часов дня и велел ехать ко Дворцу Центра. Возле Дворца Центра джентльмен, который действительно держал под мышкой довольно странный сверток, честно уплатил два доллара и вошел со своей спутницей во Дворец. Это все, что мог сообщить Вану шофер за выпивку.

Но этого было достаточно.

Ван немедленно же ринулся по следам, не особенно горячим, но тем не менее верным.

XX. Головокружительная карьера Вана

Пейч терпеливо перечитал все издания газетного треста за сегодняшнее число, с трудом выбрался из груды газетной бумаги и набил трубку.

— Довольно, — сказал он, пуская первую баранку дыма. — Положительно, я сделал глупость. Мне следовало просто-напросто взять за воротник этого роскошного молодого человека и вытряхнуть его из Дворца Центра со всеми его смокингами и туберозами. Я упустил момент, и в этом моя ошибка. Но все это случилось так неожиданно, что я, признаться, растерялся. Еще бы! Я привык видеть перед собой совершенно определенного врага — Матапаля, короля королей и самого крупного негодяя на земном шаре. Это было абсолютно ясно. Но пылкий юноша с большим розовым бантом на груди ошеломил меня. Ведь трудно же отрицать, в самом деле, что именно он, а не кто другой подкосил Матапаля, если, конечно, здесь… не случилось… чего-нибудь…

Пейч задумчиво остановился посредине комнаты и пустил вторую баранку дыма.

— Если здесь… не случилось… чего-нибудь… совершенно непредвиденного…

Пейч быстро пустил третью баранку, потом четвертую, пятую, шестую и ловко проткнул их пальцем.

— А вдруг Матапаль и его миллиардеры просто-напросто сбежали в один прекрасный день из Дворца Центра неизвестно куда, и роскошный Батист Линоль по воле непредвиденного случая сделался правителем Штатов? Но куда мог скрыться Матапаль? И, главное, по каким причинам? Вот вопрос.

Пейч чувствовал, что дело неладно. Никаких данных у него на этот счет не было, но тем не менее он почувствовал непоколебимую уверенность в правоте своего предположения.

— Ставлю голову против субботней получки, что назревают какие-то грозные события… И кроме того, я нахожу, что реформы Батиста Линоля принимают катастрофический характер. Покуда дело ограничивалось смокингами, мы могли еще терпеть, но оказывается, что Батист привлек в свой кабинет небольшую, но весьма отборную партию промышленников и банкиров, которые начинают поворачивать руль обратно. Вооружения не уменьшаются. На днях заложено сорок новых супердредноутов. Ни о какой политической свободе нет и речи. Довольно. Пора взяться за Батиста Линоля, пока нам на голову не сели новые короли королей.

С этими словами Пейч надел кепи и вышел из комнаты на улицу.

Вечером того же дня министр труда Галифакс сказал Батисту:

— В окраинах неспокойно. Пейч ведет бешеную агитацию против вашего кабинета.

Батист удивился.

— Странно! Кажется, ему предложен очень приличный смокинг на шелковой подкладке. Ему и всем его товарищам по стачечному комитету. Не понимаю, чего ему еще нужно?

Галифакс нахмурился.