Правитель империи - Олесь Бенюх
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— То и имею. После окончания университета американский студент в подавляющей своей массе благополучно превращается в весьма добропорядочного буржуа.
— Не правда ли, странно, — в раздумье произнесла Аня. Но ведь по-настоящему широкого и мощного политического движения среди взрослого населения Америки нет. Компартия очень маленькая. Крепкая, но маленькая. А предвыборные шоу демократов и республиканцев — они и есть шоу. Антивоенное и антирасистское движение безумно разобщены. Различные организации возникают как грибы после дождя. И быстро исчезают.
— А волнения студенчества, — заметил Виктор, когда они шли по вестибюлю к лифту, — мудро используются властями для того, чтобы своевременно выпускать бунтарский пар.
Виктор уже нажал кнопку вызова, когда к ним подошел высокий мужчина с холеным лицом, одетый в безукоризненно сшитый светлый костюм. «Профессор, не иначе, — подумала, глядя на него, Аня. — И обязательно — гуманитарий».
— Извините, — «гуманитарий» приподнял шляпу, улыбнулся Ане, потом Картеневу. — Миссис и мистер Картеневы, я не ошибаюсь?
— Не ошибаетесь, — улыбнулся Виктор. — Чем обязаны?
— Сейчас объясню, — продолжал улыбаться «гуманитарий». Может быть, мы пройдем на несколько минут вон туда? — он показал взглядом на небольшую гостиную, которая была отделена от фойе стеклянной перегородкой. Она была пуста, лишь в одном из кресел скучал седовласый джентльмен, облаченный в бежевый спортивный костюм.
— Сделайте одолжение, — спокойно произнес Виктор, пропуская вперед Аню. Следуя за «гуманитарием», они подошли к столику, за которым сидел седовласый «спортсмен».
— Разрешите вам представить, — сказал «гуманитарий», когда все уже сидели, — помощника полицейского комиссара города мистера Энди Левела.
Полицейский на мгновение склонил голову.
— А я — старший агент ФБР Митчелл Хейдрив.
Последовал еще один легкий поклон.
Картеневы молча переглянулись.
— Я понимаю, — «гуманитарий» дружелюбно улыбнулся, — вы сейчас прямо из технического колледжа?
— Допустим, — бесстрастно сказал Виктор.
— Так, так, — постучал несколько раз по столу пальцами мистер Хейдрив. — Прошу рассматривать этот разговор как сугубо неофициальный.
— Просто мы, в целях вашей же собственной безопасности, хотели бы уточнить некоторые детали, — вступил в разговор мистер Левел.
— Разумеется. — Виктор поудобнее расположился в кресле, широко раскинув ноги и вытянув их во всю длину под столом.
— Вы, конечно, приехали в технический колледж по приглашению? спросил Хейдрив.
— Да, по приглашению, — подтвердил Виктор.
— И вы могли бы нам любезно его показать? — поинтересовался Левел.
— К сожалению, показать мы его вам не можем, — пожал плечами Картенев. — Оно было устным.
— Кто-нибудь, кроме вас, может это подтвердить? — продолжал Левел.
— Это уже начинает походить на допрос, — улыбнулся Виктор, посмотрел на Левела, медленно перевел взгляд на Хейдрива.
— Что вы, что вы! — замахал руками тот. — Мы не хуже вас знаем, что такое дипломатический иммунитет и самым серьезным образом его охраняем. Мы просим вас еще раз рассматривать нашу беседу как дружескую. И только.
«Избави меня, Господи, от таких друзей, — подумала Аня, в упор разглядывая агент ФБР. — Вот, значит, они какие, эти самые гуверовцы».
— Взгляните вон туда, — кивнул головой на конторку администратора Левел. — Только, пожалуйста, сделайте это максимально незаметно и как бы невзначай.
— И что же? — спросил Виктор. Он вдруг почувствовал себя разбитым. Словно целый день на жаре таскал камни.
— Трое с камерами — фоторепортеры, — Левел развел руками, словно говоря: «Вот ведь оказия какая». — Остальные работники отдела скандальной хроники трех наших газет. Вы же не хотите, чтобы сегодня же в их экстренных выпусках красовались такие, скажем, заголовки на целую первую полосу: «Студнческим бунтом дирижирует русское посольство»? И мы не хотим.
— Нас пригласил мистер Бенджамин Девис. Для этого он специально приезжал в колледж «Светлой долины», где мы участвовали в Международной Неделе.
— Когда это было? — сразу перестав улыбаться, отрывисто спросил Хейндрив.
— В понедельник, кажется, — заколебался Виктор.
— Совершенно точно — в понедельник, — подтвердила Аня.
— А что, собственно, это меняет? — удивился Виктор.
— Очень многое, — медленно ответил Левел. — В минувший понедельник Девис уже знал, что произойдет в колледже сегодня.
— В минувшую субботу, — пояснил Хейндрив, — студенческий совет колледжа принял решение о сидячей демонстрации и о всем том, чему вы были свидетелями.
— надеюсь, господа, — Виктор и Аня встали почти одновременно, — мы можем идти?
— Да, конечно! — воскликнули один за другим поспешно поднимаясь, «гуманитарий» и «спортсмен».
— Теперь держись прямо и улыбайся, — прошептал Виктор Ане, когда они проходили мимо администратора. Засверкали блицы. Три микрофона протянулись к Картеневу, три репортера задавали свои вопросы:
— Как вам удалось организовать столь мощную демонстрацию — за деньги или на почве убеждения?
— Бенджамин Девис учился в специальной школе КГБ?
— Как вы думаете, какова будет реакция Президента, когда он узнает, что русский дипломат и его жена благословили аутодафе главы американской администрации?
Аня и Виктор, взявшись под руку, улыбаясь, медленно шли к лифту. Виктор обратил внимание на то, что настырнее всех вел себя толстяк, которого кто-то из его коллег называл Барри. На левом лацкане его пиджака был приколот большой круглый значок. По красному полю бежали черные буквы: «Убей русского!». «Где-то я его, кажется, видел, — думал Виктор, когда дверца лифта уже захлопнулась и кабина понесла его с Аней на их тридцать четвертый этаж. — Где? В здешнем пресс-клубе?»
— Зачем Бенджамин пригласил нас именно на понедельник, — спросила Аня, — если он тогда уже знал о том, что здесь будет происходить в этот день?
— Кто его знает, — сказал Картенев. — Подставить нас он не хотел, это мне ясно. Наверное, считал, что протест против войны будет выглядеть более убедительно, если его освятят своим присутствием русские, советские.
— Скорее всего так, — подумав, согласилась Аня.
Уже в номере Виктор сказал:
— Ничего не скажешь — насыщенный денек. Анка, переодевайся быстрее и сходим на камбуз. Пожуем чего-нибудь жареного. Умираю с голода.
Подумал тут же: «Нервы-то дают о себе знать. Еще как дают».
— И я, — закричала Аня, обнимая и целуя Картенева. И я! Пять минут и я готова.
— А я пока позвоню в посольство, расскажу о веселой беседе с дядюшкой Хейндривом и дядюшкой Левелом. Боюсь, на этом «Дело об участии Анны и Виктора Картеневых в студенческих беспорядках в г. Чикаго» отнюдь не кончится. Есть у меня такое смутное предчувствие.