Вам - задание - Николай Чергинец

Белоус, с помощью еще одного бойца, который тоже притащил ящик со взрывчаткой, не торопясь, но с большой сноровкой вырыл саперной лопаткой яму под рельсом на правой колее, заложил туда взрывчатку, вставил детонатор с прикрепленным к нему проводом. Затем они проделали на левой колее то же самое, соединили электропроводом оба заряда.

— Все! Можно маскировать, — доложил Белоус, и подрывники начали тщательно заметать следы минирования сухим гравием, галькой, измазанной мазутом. После этого Белоус дважды дернул за кабель. Это был сигнал для своих, находившихся на опушке леса.

Когда они спустились с косогора и подошли к своим, то близился рассвет. Славин приказал двум бойцам оставаться в дозоре, а остальным отдыхать:

— Днем придется быть начеку, а сейчас постарайтесь как следует выспаться.

Наломав веток и настелив их на землю, партизаны улеглись. Попробовал немного вздремнуть и Славин, но его разбудил шум поезда. Он промчался с грохотом и лязгом. Владимир подумал о Крайнюке:

«Наверно, „его“ состав пошел».

Через несколько минут прогромыхал второй поезд, затем третий, четвертый... Владимир постепенно привык к этому убаюкивающему шуму, незаметно задремал...

Его разбудил боец, находившийся в дозоре:

— Командир! Подъем! Смотри, дрезина идет. Должно быть, наши сработали.

Славин выглянул из-за куста, увидел на мчавшейся мотодрезине немцев, вооруженных пулеметами.

— Буди всех!

Партизаны быстро привели в порядок свое немудреное снаряжение. Белоус, как главный подрывник, снял кусок брезента с магнето, тщательно проверил контакты. Бойцы молча расходились по своим местам.

Вдали показался дым. «Поезд! Только какой?» — все с напряжением смотрели на поворот, откуда должен был показаться вражеский состав. А вот и он. «Ремонтник!» — выдохнул Славин и взглянул на Белоуса.

Состав приближался. Впереди паровоза находились две открытые платформы с песком. Обычно с такими платформами поезда идут медленно. Но немцы торопились, как на пожар. Поэтому и гнали ремонтно-восстановительный поезд на большой скорости.

Белоус неотрывно следил за составом, но лицо его оставалось спокойным, даже каким-то скучающим.

«Только бы не прозевал!» — в который раз подумал Владимир, и в этот момент прямо под колесами паровоза громыхнул взрыв. Весь состав с техникой, мощным краном полетел под откос.

— Всем отходить! — громко крикнул Славин и побежал в пущу.

Бежали долго, тяжело дыша. Все понимали, что надо быстрее пересечь шоссейную дорогу. Вскоре узнали неприятную весть: дорога занята, фашистские войска оцепляют лес. Славин вопросительно взглянул на Белоуса, тот понял:

— Давайте за мной!

Он повернул направо и побежал параллельно шоссе. Все гуськом бросились за ним. Густые колючие кустарники царапали лица и руки.

Солнце уже показывало на полдень, когда партизаны приблизились к шоссе в другом месте. Белоус попросил разрешения сходить в разведку. Славин направил с ним еще одного бойца. Остальные упали на землю, чтобы хоть немного отдохнуть. Люди мучились от жажды, облизывали пересохшие губы, но во флягах воды не осталось.

Вдали, как раз в том направлении, откуда только что пришли подрывники, послышалась стрельба. Это немцы начали прочесывание леса. Все с тревогой прислушивались и поглядывали в ту сторону, где скрылись разведчики.

Наконец оба партизана вернулись. Белоус доложил:

— Посты ихние уже стоят. Но проскочить можно. В одном месте шоссе проходит по ложбине. С двух противоположных сторон, на возвышенностях, немцы поставили по бронемашине. С этих точек вся проезжая часть хорошо просматривается.

— А почему в низине ничего нет? Может, там засада? — спросил Славин.

— Нет никакой засады. Все дело в том, что в низине — и справа и слева — к шоссе подходит болото. Думаю, что это и есть наилучшая возможность прорваться. Путь через болото знаю как свои пять пальцев. Уверен — уйдем, тем более что на бронемашине по болоту не покатишь. — Белоус помолчал немного, собираясь с мыслями. — Если мы попадемся на глаза немцам при броске через шоссе, нужно будет как можно быстрее пройти болото, иначе они по проселочной дороге проскочат к мосту через небольшую речку, она недалеко отсюда, и там нас встретят.

— А если до ночи подождать? — спросил Славин.

— Нельзя. Во-первых, в низине могут перекрыть дорогу, а во-вторых, ночью по болоту не пройдешь. Вмиг в трясине окажешься.

— Ясно. — Славин решительно поднялся с земли. — Тогда пошли!

Партизаны спешили дальше.

Красная Армия готовилась к летней кампании 1944 года, в ходе которой намечалось полностью освободить захваченную врагом территорию страны и начать великий освободительный поход по Европе.

Капитан Мочалов даже в мыслях не допускал, что его могут отозвать с фронта.

Петр Петрович только что пришел от командира полка, у которого до хрипоты выпрашивал пополнение для батальона. И сейчас, сидя вместе с начальником штаба на полянке, ломал голову, каким образом получше распределить между ротами скудное пополнение.

— Товарищ капитан! — Мочалов сразу же узнал голос ординарца и недовольно обернулся. — Вас спрашивают.

— Кто?

— Майор... — ординарец деликатно и тактично выждал и, понизив голос, добавил: — Майор медицинской службы.

«Неужели Ольга Ильинична?» — подумал Мочалов. В глубине души он был уверен, что это она. Так получилось, что в последнее время полевой госпиталь, в котором служила Василевская, как бы сопровождал полк Мочалова и они довольно часто встречались. Кроме того, Мочалов хорошо знал своего ординарца. Если бы его спрашивал просто майор медицинской службы, то ординарец доложил бы об этом другим тоном. Мочалов поднялся и направился к своей палатке.

Петр Петрович только прошел негустой кустарник и сразу увидел Василевскую. Одетая в хорошо подогнанную форму, хромовые сапоги, голенища которых плотно облегали икры ног, она, заметив Петра, улыбнулась и пошла навстречу. Протянув руку, сказала:

— Решила навестить вас и попрощаться.

— Как попрощаться? — удивился Мочалов и смущенно замолчал. Его и Василевскую объединяла одна и та же беда, горечь утраты сблизила их, сделала встречи необходимостью для каждого. И вот Ольга Ильинична говорит, что пришла попрощаться! Она грустно улыбнулась:

— Да, Петр Петрович, я пришла проститься. Наш госпиталь переводят на другой участок фронта. Война есть война, — она опять грустно и будто виновато улыбнулась и протянула Мочалову листок бумаги. — Здесь мой домашний, довоенный адрес, после войны я вернусь туда. Если захотите написать, то номер моей полевой почты вы знаете. Ну, а теперь прощайте, а может, до свидания, Петя! Храни вас бог! — Она повернулась и быстро пошла, чтобы он не увидел ее повлажневшие глаза.