Про Иону - Маргарита Хемлин

Любка спала и видела, как уехать в Израиль. А Яша на хорошем счету и в закрытом «ящике». Даже мысли в голову не пускал, а она его пилила. Он и захотел бы, так его сто лет не выпустили бы по закону. А она поставила условие насчет развода или совместного отъезда. Яша думал-думал и утопился в Финском заливе. Пропал. С работы звонят, то-се, Любка в ужасе бегает по городу. Через три дня пришло от Яши заказное письмо. Так и так, выхода не вижу. Выловили через месяц.

Он всю жизнь мечтал быть моряком. Говорил:

— Мне без моря и воды плохо. Раз в военно-морское не взяли, хоть боком пристроюсь.

Вот боком и пристроился.

Любка вины не признавала: «Отчаянье его захватило. И у меня отчаянье. А он своим поступком мне сделал поперек. Подождали бы, когда срок давности кончится, и поехали».

Я дочке про Яшу правды не сказала, пожалела выливать такое на детское сознание. Любка сама потом сказала. А девочке четырнадцать лет. Она ходила больная, не могла понять, что и почему.

Я на Любку наорала. А ей хоть бы что:

— Ребенок должен знать правду, чего стоит у нас быть евреем.

Жидовкой обзовут, вот того и стоит. Насчет Яши, так она б рассказала и про свою любовь, которая его доконала. Я ей прямо в лицо ударила про ее проклятую доставучую любовь.

Любка мне:

— Это оправдание, а не отягчающее обстоятельство. Может, я стремилась к полному счастью. Здесь мне полного счастья не будет.

Почему не будет? Потому что мечтала, что в Израиле своем сядет у моря и начнет громко петь песни. А государство просто по поводу репатриации даст ей деньги.

— Что ж ты, — говорю, — на выезд не подаешь?

— Я хожу на курсы ивритского языка. Выучу — только меня и видели.

Тогда я ей про массаж и посоветовала. На землю ее спустила.

Любка уехала в Ленинград, а мне разбирайся с моей дурочкой.

У нее в классе трое евреев, все девочки, подружки, так она с ними беседовала про то, что евреям надо уезжать. Одна передала учительнице. Меня вызвали в школу. Спрашивали, не собираемся ли мы предавать Родину. Причем сказали, чтоб во всяком случае подобные разговоры комсомолка Вульф Любовь в школе не вела, а то у нее и без того оценки не слишком.

Сколько я ей высказала! Откуда настроение — понятно, от Любки. Но хватило ж своего ума тащить в школу и делиться с подружками!

— Ничего ты в жизни не понимаешь, а лезешь со своим Израилем. Ну, есть глупые люди, не любят евреев ни за что. Но есть же такие, которые ничего, не против. Ну, обзовут тебя намеком или прямо. Но ведь не убивают, погромов нет. А в Израиле что, медом намазано? И там дураков хватает.

Люба моя слушала, слушала и подвела итог:

— Нас тут из милости терпят, получается?

Стала приставать к отцу: поехали да поехали отсюда.

Но тот — кремень. Нечего нам там делать.

Если б у нее, как у Любки, получалось себя вести. А моя ж все близко к сердцу.

Как-то заявляет:

— Не хочу быть еврейкой. С самого детства не хочу.

Удивила! В детстве никто евреем быть не хочет.

— Лучше б вы меня совсем не рожали, чем так. Я вам с папой не говорила — не хотела и не хочу.

— Не хочешь, а так себя поставила, будто ты самая что ни на есть первая еврейка в Союзе. Разговоры с подружками ведешь про Израиль.

Тут она мне под Любкину копирку:

— Ну и что?

Прошло время.

Звонит Любка из Ленинграда:

— Ой, не могу! Приезжай, спасай меня. Я тебе денег вышлю на дорогу.

Я взяла за свой счет пару дней плюс выходные.

И что же?

Любка через ивритские курсы связалась с подпольным раввином. И влюбилась до сумасшествия. И он вроде тоже. Но он к Любке с большой претензией, что она не совсем еврейка насчет правил поведения, быта и прочее. Работает по субботам, ест что попало, не предупреждает его про свои женские недомогания, и он попадает впросак. Это только то, что мне Любка доложила.

В общем, не жизнь. Не говоря про молитвы. Ты, говорит, в Бога не веришь, а я верю, мы с тобой на разных краях находимся и о семейной любви в полном смысле слова не может быть речи.

Любка в крик, а ему наплевать. У меня, говорит раввин, обязательства почище твоих, я их должен выполнять каждую секунду.

Ну, Любка на все согласна, лишь бы быть с ним и на горизонте уехать из СССР. Он ей с самого начала намекнул, что тут не задержится.

Сделали как надо, называется «гиюр» — и слова-то Любка выучила. Он счастлив, Любка на седьмом небе. Готовились к свадьбе.

Раввин вскоре приходит и сообщает, что его направляют в Умань. Там могила какого-то еврейского святого, и вообще, место заслуженное в еврейском отношении. Любка поинтересовалась, надолго ли, он только плечами пожал: как Богу захочется. Устроится — вызовет Любку.

У Любки последние сроки проходят, когда еще можно надеяться про детей, а тут разъезжать по стране и опять устраиваться.

Спрашиваю:

— Любишь его? Поезжай за ним, как-нибудь. Не любишь — ставь точку и успокойся.

А она со своей улыбочкой:

— Люблю, конечно, если б он в Ленинграде оставался или в Израиль направился. А ехать в глушь, терпеть его мансы…[18]Он же ко всему цепляется, у него соблюдений всяких миллион, вся жизнь расписана в Торе наперед, я не выдержу.

— Значит, Яша свою жизнь положил напрасно. Он считал, что ты от него получишь свободу, а ты со свободой вот что делаешь. Ты по ней как по грязи ходишь. Имей в виду, на тебя через год-другой и смотреть никто не соберется, останешься одна хоть тут, хоть в Израиле.

Не договорились ни до чего. Поплакали обе от души, и ладно.

Моя спрашивает:

— Как тетя Люба?

Я полностью не поделилась, обрисовала главное:

— Тетя Люба не знает, выходить ей замуж или нет. Переживает.

— А за кого?

— За раввина, что ли. Не знаю. Зовут его Давид.

Моя аж подпрыгнула:

— Ой, я бы вышла и не думала. Это ж как интересно!

— Интересно, — говорю, — но это не игрушки.

Любка таки не вышла. Он ей письма писал, но нет. Ну, хорошо. Моя загорелась узнать про раввина, позвонила Любке и выпросила адрес. Стали переписываться. Без моего ведома, хочу заметить. На адрес подружки. Я видела, что моя бродит странная. Возраст, ничего удивительного. У нее кровь бурлит, на танцы не ходит, с ровесниками отношения не крутит, энергию девать некуда.

Энергия дурная, а дело взрослое. Сказала, что на летние каникулы мечтает поехать в Карпаты в молодежный лагерь. Ну, поезжай.